Выбрать главу

Кукаркин Евгений

Сначала страх

Евгений Кукаркин

Сначала страх...

Господи, до чего же мы долго летим. Все оживлены, болтают, а мне тошно. Со мной сидит сержант Копылов, здоровенный парень из Удмуртии. Он механник-водитель, служит последний год и сейчас, развалившись в кресле, храпит и ему хоть бы что. А мне хочется выть.

- Пристегните ремни,- говорит коротконогая стюардесса, беспрерывно крутящая задом перед нашим лейтенантом.

Я толкаю сержанта, он вздрагивает и протерев кулаком глаза, спрашивает.

- Что, прилетели?

- Пристегни ремни. Спускаемся.

- Вот сволочь. Прервал на интересном. Только с бабой познакомился и ты тут как тут.

Мы спускаемся и вот самолет вздрогнул, коснувшись бетонки, и мы покатили в надвигающиеся горы.

На аэродроме суета. Нас цепочкой выводят из самолета, а рядом уже стоят заправщики и пассажиры, готовые к отлету домой. Вдруг все замолчал. К трапу самолета подлетели два "Урала", до верху забитые гробами.

- Поторапливайтесь, - кричит лейтенант, пытаясь побыстрей увести нас от этой неприятной встречи.

- Сюда живыми, обратно мертвыми, - ворчит Копылов, поправляя вещмешок.

Сердце мое забилось так, что мне казалось весь аэродром слышит его стук. Переступая ватными ногами, прохожу контрольный пункт и останавливаюсь у грязного домика.

- Что с тобой "салага"? Сдрейфил? Это только начало. Ягодки будут впереди, - насмешливо говорит сержант. - Не задерживайся, вон машины пришли.

Я киваю головой и с трудом сдвинув ноги, поплелся к откинутым бортам машин.

Нас сунули в горы, контролировать участок дороги, идущей от Кундуза до Ширхана. Здесь уже все обжито. Старослужащие постарались создать на подобие укреплений, завалив все мешками с песком и глыбами камней. Два блиндажа, из четырех накатов диффицитнейших бревен, представляют наши помещения. В одном мы спим. В другом штаб с радиостанцией. Нас прикрывают два бронетранспортера и два орудия, так же аккуратно упакованные в каменные завалы. Дорога змейкой обвивает нашу возвышенность и видна как на ладони. Зато серые, мрачные горы со всех сторон окружают нас и напоминают, что там опасность.

Старослужащие уходят. Они довольны. Они сдают нам свои посты и учат уму разуму. - Видишь, тот холмик, - говорит мне грязный от пыли ефрейтор. - Там у "духов" наблюдательный пункт.

- Что же его не сбили?

- Попробуй только. Одни каменные глыбы. Где он там сидит, разберись. Снарядом не возьмешь, вертлюгом тоже. Нападают они на колонны вон с той гряды. Она у нас вся под прицелом. Вон там, выход в долину реки Кундуз. Они, сволочи, днем там работают, как крестьяне, а ночью шуруют здесь в горах. Вот здесь лежат ПНВ. Подключайся к батейке и следи всю ночь. Утром отдавай батарейки на перезарядку, прапору, а то быть в следующую ночь беде.

Прошло два дня. Мимо нас туда и обратно идут колонны машин, техники и скрипучие арбы местных крестьян, в сопровождении женщин и детей. Пока тихо. Скучища невероятная. Я сижу в тени и учу арабский язык, по неведомо откуда взявшейся книжонки на этом богом забытом посту.

Вдруг прозвучал выстрел. Хватаю автомат и несусь к своей бойнице. Недалеко, прапор, говорит подбежавшему лейтенанту.

- Снял его, товарищ лейтенант. Долго ждал, когда пошевельнется. Сейчас вон рука торчит. Смотрите.

Я гляжу через прорезь автомата на наблюдательный пункт "духов" и от волнения вообще ни чего не вижу. Камни слились в одну серую массу.

- Глядите, товарищ лейтенант. Его утаскивают. Их там несколько.

- К орудию, - орет лейтенант. - Два снаряда по гряде.

От грохота орудий, я становлюсь деревянным и совершенно глухим. Когда звук стал просачиваться ко мне, лейтенант уже говорил прапору.

- Зря ты это затеял. Теперь жди гостей.

- Как-будто они сами к нам скоро не пожалуют.

- Теперь пожалуют и даже очень скоро. У нас половина состава из молодняка, наверняка пощупают наши нервы.

Ночь выпала мне. Я слежу за западным участком и стараюсь через глазок ПНВ увидеть хоть одно смещение зеленых полос. Под утро глаза так устали, что в них появилась резь и боль. Появился сменщик. Он кивнул мне головой и прильнул к окулярам и сейчас же истошным голосом заорал: "Духи". Застучал его АК. Справа и слева отозвались другие автоматы. Ахнуло одно орудие, потом другое и началось. От тупого страха, я не понимал, что делаю. Просто сунул автомат в бойницу и зажмурив глаза выпустил весь диск в мерцающее пространство.

Грохот взрывов обрушился на наше укрепление. Землю затрясло, на меня градом посыпались камни и земля. Я скатился на дно окопа и тут же пинок ноги поднял меня на ноги.

- Стреляй, скотина. Нечего в говне плавать.

Передо мной стоял прапор. Я поправил каску и опять выставил автомат в бойницу. Нажимаю на курок, но очереди нет.

- Да поставь новый рожок, - рычит прапор.

Легко скидываю пустой диск, а новый никак не входит в автомат из-за трясущейся руки. Наконец, он квакнул, я передернул затвор и новая порция взрывов отшвыривает меня в угол окопа. Прапора нет, он испарился. Я, цепляясь за стенки, поднимаюсь и припадаю к бойнице. Все перед глазами мелькает и очередь из автомата уходит в эту суету.

Кто-то сваливает меня на дно окопа. Передо мной стоит сержант Копылов. Рваная кровавая ссадина прочерчена вдоль его лба.

- Иди на восточную сторону, - орет он мне в ухо. - Орудия разбиты, машины тоже. Надо ждать вертлюги.

Он побежал по окопу и я за ним. На вершине холма за камнями лежало ребят шесть и отстреливались из автоматов. Мы легли за большой валун.

- Где лейтенант? - спросил не своим голосом я.

- Погиб. Стреляй, мать твою.

Сержант выпустил очередь и злорадно загоготал.

- Вот тебе скотина. Ты еще хочешь, на.

Вдруг он лбом ткнулся в валун и затих.

- Сержант, сержант.

Я рванул его за плечо и тело перевернулось. Маленькая красная дырочка дышала в переносице. Слезы сами полились у меня и опять автомат дрожит у меня в руках, неизвестно куда посылая смерть. И вдруг наступила тишина. Никто не стрелял.

- Эй, шурави, получай, - кричит голос с акцентом и что-то упало на живот мертвого сержанта.

Это была отрезанная голова лейтенанта. Она подпрыгнула и скатилась к моему лицу. Мне показалось, что рот лейтенанта приоткрылся и опять закрылся, как-будто что сказав. Я заорал от ужаса. В этот момент застрекотал вертолет и грохот нового боя потряс всю местность.

Я лежу в палате, привязанный к койке и чувствую приближение его, моего неизвестного врага. Сейчас он будет резать меня, а мои руки даже не шевелятся. Волна ужаса давит на меня.

- Дайте ему успокоительного, - слышу голос и кто-то ножом сверлит руку.

- А...А...А...

- Заткнись.

Я затихаю и волна успокоения входит в измученный мозг. Я открываю глаза. Два лица в белых колпаках смотрят на меня.

- Кажется пришел в себя. Что солдат, отвоевался. Теперь домой.

Я молчу, ничего не понимая.

- Ты легко отделался, жив и без единой царапины. Остальным не повезло.

- Все погибли?

Они кивают головами.

- И лейтенант?

- Да.

- Он был последний... Он мне что-то сказал. Он сказал...

Я мучительно пытаюсь вспомнить что он сказал и ни как не могу припомнить.

- Тебе надо отсыпаться.

Я закрываю глаза и проваливаюсь через темноту к черным холмам. Вот прыгает голова сержанта, а вдогонку ей лейтенанта. Они все ближе и ближе ко мне...

Нас в палате четверо. Когда на меня наступает "просветление", то вижу милых и приятных людей. Все молодые парни, прошли, как и я, Афганистан, но что-то зациклилось с их психикой и вот мы здесь в Днепропетровской мед-больнице номер 124 при МВД СССР. Наша палата-палата страха.

Володя боится, что придет офицер и заставит есть дерьмо. Со дня призыва в армию, все его травили и лупили. "Деды" заставляли чистить одежду, сапоги, отнимали пайку, гоняли за водкой и все время стращали, что вот придет лейтенант, он-то уж тебя заставит говно есть. Ему уже не так страшны были побои, как был страшен офицер. И когда в Афгане пришел новый лейтенант и сказал ему: "Ну, ты, дерьмо", Володя упал на колени и заплакал. Он просил лейтенанта не заставлять есть эту пакость.