Иван Александрович работал инженером в Ленинградском проектном институте, проектировал мосты. Зарабатывал он по тем временам хорошо, но жили они в маленькой комнатке коммунальной квартиры, где так и остались до конца своей жизни. Тётя Павля очень надеялась, что им скоро дадут достойную их уровня квартиру. Вот и сейчас она рассуждала на эту тему: «Как же я устала от соседей в нашей коммуналке. Но всё равно, в тесноте – не в обиде. Приезжайте нынче к нам в гости в Ленинград. У нас столько интересного. А переночевать место найдём, не беспокойтесь…»
Когда все уселись за столом, папа разлил кагор по хрустальным рюмочкам, и торжественно произнёс: «Предлагаю выпить за здоровье наших дорогих гостей. Надеюсь, что не последний раз мы здесь собрались, и Верещагины с Сутугиными нас будут ежегодно навещать!» Я выпил вино до дна за три глотка, ведь рюмка была мала, забыл о маминых наставлениях и про этикет. Ошибку свою я понял, когда увидел, что все выпили вино не полностью, а чуть оставили. Тётя Павля строго глядела на меня. «Коля, ты молодой человек, должен уметь вести себя в обществе, – говорила она. – Это не прилично всё сразу выпивать, так пьют только дворники, да извозчики». После этого за столом установилась тишина, все начали не спеша есть, тщательно пережёвывая пищу. И лишь Саша с Вовой брякали ложками о тарелки, за что мама их постоянно одёргивала.
Когда обед завершили, началась непринуждённая беседа, а папа, с Иваном Александровичем, расставили шахматы на краю стола. Папа был заядлый шахматист и не упускал возможности с кем-нибудь сыграть.
Женщины опять возобновили свои воспоминания.
– Помните, какие вкусные пироги пекла наша мама, – продолжила тему тётя Мария. – Она очень уставала с нами, хотя имела прислугу.
– Царство ей небесное, – вздохнула Лариса и спросила:
– Я так и не знаю, что стало с нашими братьями: Лёшей, Семёном, Ваней, Костей? Она переводила вопросительный взгляд то на мою маму, то на тётю Павлю, считая, что они больше знают. Мама в тазике мыла посуду и, вытирая тарелку, сказала:
– Ты же должна знать, что Лёша погиб в войне с Германией, в 1915 году, а остальные пропали безвести позднее, в гражданскую…
– Да нет, я ничего не знала об этом, – возразила Лариса. Она была самая младшая в семье Верещагиных и мало знала о прошлом. С детства я привык называть её просто по имени, так молодо она выглядела. Тётя Павля сообщила: «Ты, Соня, забыла, ведь Сеня уехал жить в Турцию, после гражданской войны. Он служил в армии Деникина, и не погиб». Проговорила это она почти шёпотом и затем добавила:
– И боже упаси сказать кому-нибудь про него. В тридцатом году я получила от Сени письмо из Турции, которое принёс его друг, вернувшийся в страну нелегально.
Наступившую паузу прервал папа. Глядя на шахматную доску, он пробормотал себе под нос:
– Да-а, интересные дела. Нынче зимой, – сказал он чуть громче, – в нашей школе арестовали за одну ночь, сразу троих учителей. Мы с Соней ждали, что и за мной приедут на чёрном вороне, но меня не тронули.
– А что стало с теми учителями? – спросили сразу несколько голосов.
– Через два дня их выпустили. Иначе пришлось бы закрыть школу. Это, наверное, был акт устрашения со стороны НКВД, чтоб поменьше болтали. Лариса встала из-за стола, подошла к висевшему на стене папиному этюду, написанному масляными красками.