Когда все работы были закончены, Петрова и Константинова тщательно оценили работу каждого красноармейца.
— Теперь найдите наши окопы, — предложила Нина Павловна.
Все пристально стали всматриваться в каждый бугорок, в каждую кочку. Но ничего не замечали.
— А вы, наверное, и не копали, товарищ старший сержант, — уверенно заявил один смельчак, ожидая поддержки от других.
— Нет, копали! Наши окопчики тоже есть, на вас всех смотрят, только маскировочка получше. Смотрите внимательней, ищите!
До боли в глазах будущие снайперы изучали местность, но ничего похожего на окопы не могли обнаружить.
— Вот это работа! — говорили одни.
— Здорово! — восхищались другие.
После обеда занятия продолжались с еще большим напряжением. Нина Павловна учила молодых бойцов, как надо быстро переползать по-пластунски. Все необходимые движения показывала лично.
— Обмундирование-то изорвет, — пожалел красноармеец из Новосибирска.
— Новое дадут, — заметил сосед, — а вот чтобы так лихо ползать — нам придется попотеть.
И верно. Старший сержант учила придирчиво и не давала лишней минуты для перекура. После занятий, когда ученики стояли перед ней в ровном строю, вспотевшие и разрумянившиеся, она с гордостью заметила:
— Получается неплохо, постарались, сынки!
Один красноармеец, чувствуя хорошее настроение инструктора, спросил:
— А почему говорят «ползти по-пластунски»? Петрова улыбнулась и ответила:
— Пластун — это пеший казак-разведчик в старой армии, вот от этого слова и пошло: ползать по-пластунски, то есть передвигаться скрытно, на локтях, плотно прижимаясь к земле.
…Стрельбище. Раздаются одинокие глухие выстрелы. Потом все идут к мишеням, ищут пробоины, но их мало, и старший сержант не в укор говорит:
— Вот здесь нам придется задержаться.
Она вскрывает причины плохой стрельбы: кто-то во время выстрела дергает курок вместо плавного спуска, кто-то моргает глазами не ко времени…
Так изо дня в день и в любую погоду подруги проводили долгие часы занятий.
Первую группу Петрова выпустила досрочно. Командир учбата поблагодарил за службу и сказал:
— Теперь возьмите группу из девушек-добровольцев. Они уж больно хотят быть снайперами.
— Девушек, так девушек.
Наступали холодные дни. У многих появилась цинга. Вскоре выпал снег. Он едва заметным покрывалом окутал землю. Но стоило подуть ветру, и поля оголялись, а за бугорками, в канавах снегу становилось больше, хоть на лыжах катайся. Маскироваться в такую погоду очень трудно, и Нина Павловна учила девчат, как это надо делать. Работала не жалея себя, но где-то в глубине души чувствовалась неудовлетворенность. Ей очень хотелось самой на передовую, самой уничтожать фашистов.
— Слушай, Нина, — долго мы будем в этом учбате?
— Не знаю! Начальству видней, только и мне думается, что на передовой мы бы больше пользы принесли.
При удобном случае Петрова обратилась к командиру с рапортом. Комбат долго колебался, но все же разрешил, напутствуя:
— Только берегите себя…
— Спасибо. Все будет в порядке!
…В декабре Нина Павловна временно получила назначение в первый батальон 284-го стрелкового полка. Времени для раскачки не было — передовая. Буквально через день Петровой было дано боевое задание.
Рано утром, когда еще было совсем темно, она легко и ловко выпрыгнула из окопа. Солдаты помогли ей пройти через свое минное поле.
Дальше пришлось ползти, глубоко утопая в снегу. Петрова беспокоилась, как бы немцы не подвесили над ней «фонарь», не заметили бы след на снегу. Часто прислушивалась, но кругом было тихо. Оборудовав позицию для стрельбы, она посмотрела в сторону окопов противника и с облегчением вздохнула:
— Кажется, все хорошо.
Лежит час, другой… Утренняя пороша давно уж замела ее следы. Над горизонтом появилась белесая полоска, которая поднималась все выше и выше, словно тесто в квашне. Рассвело. Скоро у противника будет завтрак. Над вражескими землянками почти невидимым облачком курился дымок. Мороз начинал беспокоить сильней. Петрова шевелила стынущими пальцами ног, сжимала и разжимала кулаки в меховых рукавицах. Фашисты не появлялись, хотя, по словам провожавших ее бойцов, вели себя на этом участке нагло.