На всех гробницах из массивного обтесанного серого камня расположены кровавые печати ведьм, которые некогда заточили их. В центре круга из саркофагов находится статуя, изображающая девушку на коленях и лежащего перед ней волка.
Лейла и Фенрир — их брат-оборотень.
Его вид вызывает у меня странные чувства, потому что я являюсь его потомком и ношу его фамилию.
В легендах Вэльска Фенрир был тем, кому мы безоговорочно поклонялись и за кем следовали. В трудные времена он приходил во снах к наследникам рода и помогал сделать правильный выбор. Во всяком случае, так говорили отец и брат — меня Фенрир никогда не посещал.
Именно Блайдд унаследовал все лучшее от первого оборотня и вобрал в себя его силу и мудрость. За ним шли, его уважали. А я же…
Боль от предательства стаи больно колет меня в сердце. Вот уже неделю как я не слышала по нашей связи других волков. Я скучала по ним. Я страдала без них. Мне было слишком тяжело, но я справлялась с утратой и не хотела сейчас вспоминать о том, чем расплачивалась за обращение в гибрида. Не тогда, когда шла по пути вместе с Мэнлиусом, боясь даже предположить, куда он меня выведет. Но я знала одно: я больше никогда не вернусь в Вэльск и не увижу свою семью, и ностальгировать по безграничным просторам родных земель при виде статуи предка не имело никакого смысла.
И тем не менее даже с бравыми мыслями атмосфера в святилище оставалась мрачной и в то же время печальной. Находясь здесь, я чувствовала себя так, будто вторгаюсь в личное пространство Мэнлиуса — в усыпальницу его близких и семьи.
Я закусываю губу и перевожу взгляд на Мэнлиуса. Он спокойно стоит рядом и внимательно следит, как я отреагирую на место, ставшее причиной помешательства моего мужа. Дарэй мечтал отыскать его, открыть саркофаги. Но не он будет присутствовать здесь, когда его мечта свершится, а я.
В прошлом я была волчицей. Мы ненавидели вампиров, а теперь я примкнула не просто к одному из них, а к самому Первому древнему. Да и сама стала противоестественным видом ради… чего?
Глядя, как свет играет на обтесанных камнях, я ищу ответы, но нахожу покой. Со стороны своего злейшего врага я чувствую заботу и знаю, что, несмотря на его Дар, он никогда не манипулировал мной, как это делала стая. Знаю, что теперь могу принимать решения самостоятельно, хоть и придется заплатить за это слишком высокую цену.
Мэнлиус не торопил меня, позволял заглянуть в свою душу, похожую на это святилище. И в ней находились все те, кто был сейчас в этом зале. Мне стало хорошо от одной мысли, что он подпустил меня к самому сокровенному. Ни Дарэй, ни даже Блайдд никогда так не открывались мне.
Вот что удивительно: самый жестокий Первый был мне гораздо ближе, чем кровный брат или муж. Подле Мэнлиуса я обрела гармонию, новую жизнь и близких.
— Только в этом месте у нашей семьи все хорошо и спокойно, — словно прочитав мои мысли, произносит Мэнлиус. По его лицу нельзя понять, что он сейчас чувствует — на нем застыла маска равнодушия. — Мне нравится покой этого зала. Такая ностальгия…
Но помимо безмолвного спокойствия я ощущаю и печаль, исходящую от статуи Лейлы, как бы странно это ни звучало. Вижу скорбь на мраморном лице и боль лежащего на полу волка.
Хуже всего то, что статуи выглядели бы как живые, если бы не серый цвет камня.
— Ты любил ее? — неожиданно спрашиваю я, глядя на Лейлу.
Я знаю, что значит быть сестрой и дочерью. Но мне не ведомо, каково это — быть сильнее братьев. Как они относились к этому? Завидовали ли, как говорилось в легендах, или уважали?
— Сестру? — уточняет Мэнлиус, проследив за моим взглядом. Кажется, проходит вечность, прежде чем он отвечает мне: — Да.
Ответ повисает в безмолвии каменных стен, а потом медленно поднимается к своду потолка.
— Тогда почему все так закончилось?
Этот вопрос нельзя задавать, но слова срываются с моих губ быстрее, чем я успеваю их сдержать.
Я не знаю подлинной истории, однако все детство провела в размышлениях о том, что же произошло на самом деле. У волков были свои легенды о случившемся, но не во все из них я искренне верила.
Теперь мне выпал шанс узнать все из первых уст.
Кто из них предал первым? Чья судьба была уготована и мне?
— Лейла была не такой, какой теперь ее представляют люди, — спустя некоторое время говорит Мэнлиуса, и его голос разносится эхом. — И мы враждовали гораздо чаще, чем говорят легенды. Правда всегда отличается от преданий, Барбара, и она более жестока к тем, кого видят злодеем.