И тут до его ушей донёсся смех. Так смеялись Меридианам и Норт, когда играли в салки друг с другом. И Ганс увидел во тьме впереди призрачное зелёное свечение.
— Это духи леса! — крикнул он не в силах сдержать эмоции. — За ними…
— Где? — только и успела задать вопрос Катерина.
Но Барон уже вовсю потянул её за собой. Княжна правда никого не видела, но её спутник шёл, проваливаясь в глубокий снег, с такой уверенностью, что она не сопротивлялась, лишь крепче сжимая его руку.
Ганс видел огоньки. Они не спешили, давая ему время приблизиться к ним. Один огонёк всегда забегал вперёд, а второй не спеша приближался к первому, чтобы коснуться и со смехом полететь дальше. Барон обливался потом, выбиваясь из сил. И вскоре его труды были вознаграждены — он почувствовал, как идёт в гору. Однако этот путь был легче: под снегом периодически стала попадаться твёрдая земля, а когда Ганс взял чуть правее и ближе к скале, то вообще пошёл по камням.
Наверху призраки последний раз соприкоснулись и разбежались в разные стороны, смеясь. На том месте Барон отпустил руку Катерины, упал на четвереньки и закашлялся: мышцы горели, рот пересох, а дыхание жгло горло.
Рядом с ним на колени упала Катерина. Она втянула носом воздух, убедившись, что они выбрались из той злой тьмы и лютого холода, что жил на дне ущелья. Привычная ей стихия дала силы и возможность видеть.
— Мы снова на тропе, — констатировала она.
— Выбираемся из этого проклятого места, — осипшим голосом проговорил Ганс.
— Но мать…
Ганс сел на снег, пытаясь успокоить дыхание.
— По-моему тут сошла половина горы, — наконец сказал он. — Ты уверена, что хочешь искать мать? Скорее всего она мертва. Но если это не так, то без своего демона вскоре будет…
— Тогда я должна её найти… — дёрнулась Катерина.
— А если Ламия жива?
Княжна застыла.
— Эта сучка готова умереть вместе, — напомнил ей Барон. — Я не хочу сходиться с ней здесь.
Вдруг во тьме раздался дикий леденящий душу вой, а затем женский крик. Горы снова зарокотали. Где-то опять сорвался снег.
— Всё… — тихо сказал Ганс, и взял Катерину за предплечье.
— Я должна убедиться… — выдернула руку она.
— Ты правда хочешь это увидеть? Правда хочешь найти то, что от неё осталось?
Мгновения потянулись тяжкой чередой. Катерина вглядывалась во тьму… И впервые с тех пор, как она научилась подчинять эту стихию, чернота впереди стала её пугать. А сегодня она познакомилась с тем, что живёт в ущелье и в тысячи раз злее холода, который знает солнце.
— Ты прав… — проговорила она. — Уходим.
Алана бежала по снегу от стаи волков. В голове у княгини уже ничего не оставалось кроме первобытного страха. Животные завыли, предчувствуя скорый пир. Одна из шкур, наброшенных на плечи на манер плаща, слетела и накрыла волка который сумел вырваться вперед своих сородичей.
Преследователь утробно зарычал, впившись зубами в овечий мех и начал рвать упавший на него кусок плоти. Остальные волки даже не остановились.
Споткнувшись, княгиня полетела вперёд и, проскользив пару локтей по снегу, перевернулась на спину. Животные тоже остановились и стали расходиться, медленно окружая жертву. В круг к Алане вышел самый большой зверь. Его шерсть стала дыбом, делая его ещё больше, и он зловеще зарычал, предвкушая трапезу.
Сердце княгини, готовое выскочить из груди, на мгновение замерло, всё происходящее приобрело необычайную чёткость. Мышцы вожака стаи напряглись, и он прыгнул на женщину. Алана закричала, закрывая лицо руками, где-то в душе надеясь, что всё произойдёт быстро.
И наступила тишина… Княгиня не чувствовала боли. Оглушение собственным криком стало проходить, и она начала слышала лишь завывание ветра и тихое поскуливание.
Убрав руки от лица, она сделала над собой усилие, чтобы открыть глаза. Перед ней маячила спина Ламии. Та приняла демоническую форму, с её железной руки капала кровь. Животное лежало перед демонессой с разорванным горлом и хрипело. Остальные волки в нерешительности постояли, глазея на чудовище, и растворились во тьме.
Глава 61. Грех Люциуса
Достав пузырёк с водой, взятой Люциусом из мест, где он когда-то жил, маг стал обрабатывать наскоро сшитую кожу Луны. После быстрого ремонта, та выглядела как собранный из кусков плоти ходячий труп. Но там, где вода омывала раны, кожа моментально сходилась и не оставалось ни рубца, ни морщинки.
Наблюдавший за всем этим Антуан сохранял каменно-угрюмое выражение лица, глядя на манипуляции, за которые, по его разумению, Люциуса надлежало отправить на костёр.