— Разрешите присоединиться к вам, о благородные князья, — поклонился он хозяевам шатра.
Богатур, обернулся и воззрился на Паратуза с немым вопросом в глазах. Тот кивнул брату, узнав того, с кем вчера ему удалось побеседовать при постановке шатра.
— Уважаемый князь Ловэт, — поприветствовал казначей вошедшего.
Богатур изменил положение на софе и сел, продолжая держать в руках бокал вина.
— Вы застали нас врасплох, — посетовал наследник престола с невинной улыбкой.
— Действительно, — подтвердил Паратуз. — Что вы сказали охране, чтоб они вас пустили, предварительно не оповестив нас?
— Охране? — улыбнулся гость. — Перед шатром я видел только одного воина, и он спит на тюках.
Паратуз встал и, пройдя за спину Ловэта, выглянул из шатра. Действительно, из двух гвардейцев один ушёл в неизвестном направлении, а второй уснул сидя на тюках с одеждой, которые также составляли фураж, полученный с крестьян. Казначей чертыхнулся и вернулся к столу. Он в задумчивости захлопнул чернильницу и только потом продолжил разговор с гостем, всё это время с интересом наблюдавшим за изменением на лице собеседника, связанными с вновь поступавшими открытиями.
— Чем обязаны вашим визитом, кня-я-язь? — протянув последнее слово спросил Паратуз.
— Я хотел бы нижайше попросить, — ответил Ловэт. — Не двигаться дальше вдоль реки, а перейти её и двинуться на восток.
— По какой причине ты нас об этом просишь? — взглянул просителю в глаза идеолог восстания.
— Видите ли, — кивнул Ловэт. — Ваша армия пробыла на моих землях достаточно долго и собрала весь фураж, что могла получить. Дальнейшие… сборы на моих землях могут вызвать голод. Крестьянам и так придётся подтянуть пояса: они дали очень много вашему войску. Практически всё, что могли.
— Крестьяне есть крестьяне, — пожал плечами Паратуз. — Их единственная цель в жизни, обеспечить нас воинами и едой. Будут они жить после этого или не будут — мне всё равно, и так должно быть, потому как мы решаем тут более важные вопросы, по сравнению с которым пустой желудок крестьянина — пыль.
— При всём уважении, — ответил князь этих земель. — Многие из завербованных вами патриотов имеют семьи, оставленные в родных селах. Вы не сможете полагаться на их лояльность, если их родные умрут с голоду.
— Значит в бою будем их покалывать копьями в зады для пущего патриотизма, — улыбнулся казначей.
— И всё же я прошу пощадить моих крестьян. Они глупы и дики, и у нас нет кузниц. Чем дольше вы не спускаетесь дальше в долину, тем меньше времени у вас остаётся, чтобы обковать войско.
— Хоть тебе и был пожалован титул, — скривился Паратуз. — Твоё низкое происхождение всё равно даёт о себе знать. Ты пришёл и унижаешься из-за какой-то черни. Если ты ещё раз своим поведением оскорбишь священное звание князя, я клянусь, что, когда Богатур взойдёт на престол, я лично походатайствую перед новым Повелителем, чтоб он ещё раз внимательно рассмотрел обстоятельства, при которых тебе был жалован титул.
— Что вы, что вы, — замотал в страхе головой Ловэт. — Я никогда не сочувствовал крестьянам. Просто чем больше крестьян останется на моей земле, тем больше они смогут произвести винограда, из которого затем сделают в вино и продадут. Я возьму с них оброк и, когда новый Повелитель призовёт меня, я смогу одарить его и род его более ценными подарками. Нежели это сможет сделать хозяин земли, после того, как его «скот» истребил мор?
— Только если так, — смягчился Паратуз. А затем, вспомнил, что совсем забыл в разговоре брата, который смотрел не моргающим взглядом на Ловэта. — Повелитель, вы считаете, что мы можем отпустить этого вашего слугу восвояси?
— Да, пусть идёт, — как будто от сна пробудился Богатур. — Свободен, Ловэт.
Проситель поклонился и вышел.
— Он опасный двуличный князь, — кивнул претендент на престол, когда за стеной шатра заржала лошадь и послышался стук удаляющихся копыт.
— Он? — переспросил, снова усевшийся за стол казначей. — Шваль, мусор. Когда ты взойдёшь на престол, сделаем его опять кузнецом.
— Он показался мне… — Богатур попробовал рукой кувшин. Вино в нём уже остыло, но он всё равно отлил его себе, хоть и слегка поморщившись. — С двойным дном что-ли.
— Дно у него одно, — отмахнулся брат. — И скорее всего оно сейчас напугано до крайности. Это всё твоё воображение.
— Наверное…
— Выпей лучше ещё вина, — посоветовал Паратуз. — И не думай о бренном. У тебя впереди правление, ты должен думать только том, что увековечит твою славу.