— Асатесса казнила твоих сыновей? — вернулся к прерванному разговору идеолог восстания.
— Нет, — всхлипнул Палес. — Эта потаскуха Ашая, дочь этого сукина сына Георжа, она убила их.
— Ну, ну, — Паратуз пододвинулся к князю и обнял его вместе с одеялом. Они сидели молча. На самом деле утешающий не знал, что ему говорить, он сначала хотел сказать о мести, но потом решил не бередить душу Палеса, пока что. В этой тишине, прерываемой редкими всхлипами безутешного князя, у Паратуза в голове стал созревать план.
— Я убью её! — через некоторое время поднял на казначея красные глаза князь. — Она сейчас служит в замке, я пойду в замок и убью их всех. Мне нужна армия, мы пойдём по тропе в обход перевала и уничтожим их.
— Та тропа, — спокойно проговорил Паратуз. — Называется Тропой Мертвеца. И ты прекрасно знаешь почему. Повезёт, если десять человек из сотни пройдут её и останутся в живых.
— Плевать на опасность, я должен мстить!
— Ты не отомстишь, — также спокойно ответил казначей. — Ты погибнешь либо под обвалом, либо соскользнув в ущелье, либо под лавиной. Тебя также могут съесть волки, они в это время лютые. А в конце тебе предстоит штурм замка, даже если они не будут тебя ждать, оставшимися людьми ты вряд ли залезешь на его стены, — Паратуз покачал головой.
— Но должен же быть выход, — глаза Палеса горели огнём. — Я должен отомстить.
— Выход есть, — кивнул собеседник. — Собрать огромную армию и, дождавшись весны, перейти перевал, осадить замок, взять его и судить предателей народа Серных гор.
— Это долго, — вскочил на ноги князь.
— Либо так, либо никак, — пожал плечами казначей.
Палес снова плюхнулся на постель Паратуза.
— Тогда никак, — в отчаянии проговорил он и обхватил голову руками. — Ты видишь, что с нами творится. Мы пьём и развратничаем. Людей в наших армиях не становится больше — на каждого примкнувшего, приходится один упившийся до смерти. Когда сойдёт снег, большинство разбежится, а другая половина будет повешена Асатессой.
— Ты зря так думаешь, — грустно улыбнулся казначей. — У нас есть способ объединить силы.
— Да? — недоверчиво выдохнул Палес.
— Да, — кивнул Паратуз. — Просто сделай акцент на том, что Ашая убила твоих сыновей по приказу Асатессы.
— Такого в том письме не было, — мотнул головой князь.
— А ты сделай акцент, — с ноткой металла в голосе произнёс казначей. — То, что Ашая убила твоих сыновей, это вопрос кровной мести, касающийся именно тебя. Но то, что она казнила их по приказу Повелительницы-шлюхи, касается каждого в этой грёбанной армии возмездия.
— Думаешь? — шмыгнул носом Палес.
— Уверен, — кивнул Паратуз.
Как только весть о том, как поступает Асатесса с неугодными ей князьями, разлетелась по лагерю мятежников, все стали работать гораздо усерднее. Вокруг Палеса сплотилось кольцо сочувствующих, и видя, как князь отдаёт всего себя подготовке к решающей битве, другие также начали вести себя более ответственно. Не то, чтобы все князья являлись альтруистами, просто надежды на то, что Асатесса пожурит их и отпустит уже не было. Многие, кто раньше философски относился к предстоящей битве, полагая, что можно будет быстро переметнуться на сторону Повелительницы и тем самым даровать себе прощение, теперь очень отчётливо чувствовали на своей шее петлю мстительной и беспринципной хозяйки Серных гор. Со временем история про сыновей Палеса стала пестрить огромным количеством ярких деталей. Выяснялось, что Ашая по приказу сестры повесила невинных детей князя за руки, выпустила им кишки и подожгла их, наблюдая, как те корчатся. Причём такой вид казни был выбран именно Повелительницей. Вскоре открылось, что экзекуция происходила не где-то, а в самом дворце, и Асатесса наблюдала за агонией своих высокородных пленников, попивая вино и доедая завтрак в окружении огромного количества полуголых мужчин-слуг, которые удовлетворяли любое её извращённое желание и умерщвлялись на месте Повелительницей, если делали, что-то, что было ей не по нраву. Палесу не нравились эти россказни, к которым прилагал руку и сам Паратуз, но желание отомстить было гораздо сильнее, чем чувство правды, поэтому он держал язык за зубами и лишь многозначительно кивал, когда речь заходила о новых чудовищных порядках при дворе новой Повелительницы. Казначей же, поймав нужную волну, с трудом сдерживался, чтобы окончательно не завраться в распускаемых им слухах и не выдать себя, как главного источника сведений о Повелительнице. Иногда последние новости об Асатессе сообщал Паратузу Богатур. Самозванный наследник прошлого повелителя выпучив глаза вещал брату о новых подробностях жизни во дворце, а брат искренне удивлялся, открывая рот, качая головой и восклицая ругательства, при этом посмеиваясь в душе над легковерностью наследника престола. Хоть Богатур и далеко ушёл от того возвышенного барчука, которым он был раньше, всё же в душе он остался легковерным ребёнком, что очень нравилось Паратузу.