Я перебил его и умоляюще начал просить оставить меня на работе, буду скучать по стройке.
— Ничего, ничего, — строго сказал он, — все, даже старшие прорабы, должны отдыхать.
…Получил целую кучу денег и советов. Мне рекомендовали взять аккредитив, позаботиться об оснастке для купания. Сметчик Аполлон Бенедиктович вызвал меня во двор (он не доверял секретов крупнопанельному дому), долго разъяснял, как вести себя с администраторами гостиницы.
— Вы их, юноша, измором… измором берите. Не уходите, стойте у конторки. Час, два, и они сдадутся.
Я мрачно слушал. «Влип, — думал я, — никогда в отпуске не был… Что я там, на юге, буду делать?»
— Это мне все известно, — сердито сказал я администратору гостиницы, милой девушке, одетой в белое платье, — вот буду стоять у вашей конторки два часа, тогда номер найдется.
Она ласково улыбнулась:
— Пожалуйста, товарищ… (заглянула в паспорт), товарищ Темушкин, мне будет веселее.
Но я не выдержал и через полчаса, пренебрегая советами Аполлона Бенедиктовича, вышел на улицу.
Все тут было в избытке: синее гладкое море, высокие горы, покрытые кудрявой зеленью. Воздух был так напоен ароматом, так густ, что, казалось, его можно было резать электропилой на блоки. Только кранов почему-то не было.
Вечером в хорошо пригнанном гостиничном механизме что-то случилось, какой-то болтик выскочил.
— Вам повезло, товарищ, — приветливо пропела милая администраторша, — не приехал Голодов.
Я не стал выяснять, кто этот Голодов. Когда администраторша дала мне ключ, показалось, что одновременно она вручила и горы, и море, и набережную, где продавались очень аппетитные пирожки.
На следующий день вечером пьяный от свободы, моря и солнца, прославляя нового главного инженера за отпуск, я добрался до своей комнаты, лег на диван и уснул.
Снился мне Аполлон Бенедиктович и милая девушка-администратор. Сметчик стучал кулаком по столу и кричал на администратора, почему я все же получил комнату, хотя не внял его советам.
Стук усилился. Я открыл глаза. В дверях, виновато улыбаясь, стояла администраторша.
— Ми…лая, как вам рад! — Я вскочил. — Заходите…
Она вошла, закрыв за собой двери.
— Это вам, — сказала она и протянула мне бланк.
Телеграмма содержала короткий приказ:
«Немедленно выезжайте Москву. Пуговицын».
Через открытое окно слышался шум волн. Низко висели большие ликующие звезды. Мягкий, ласковый ветер приносил прохладу и запах моря.
— Наверное, на стройке авария, — медленно сказал я.
В дверь снова постучали. Она медленно приоткрылась. Показался угол чемодана, а потом настороженное лицо какого-то гражданина, напомнившего мне Аполлона Бенедиктовича.
— Подождите, — резко сказала администраторша.
Дверь закрылась.
— Боже, как он мне надоел! — воскликнула она. — Встал у моей конторки и не отходил битых два часа…
Она одарила меня очаровательной улыбкой.
— А вы сейчас уезжаете?
Я кивнул головой.
— Правда? Какой вы милый!
Серое, хмурое небо. Темная, словно застывшая, вода реки. Идет дождь, мелкий, назойливый. Но какое все родное!
— Что случилось? — взволнованно спрашиваю я Нового.
— Вы уж простите, Темушкин. У вас на стройке такое!.. Я убедился — старший прораб не может идти в отпуск. — На его осунувшемся лице появилось виноватое выражение. — Не нужно аккордных нарядов. Вы так и не отдохнули.
Новый сдавался на милость победителя.
Через окно я увидел свою площадку. Работали краны, монтажники ставили панели — все такое близкое, родное…
— Ничего, товарищ Главный, все будет в порядке.
Степан Петрович и Время
Последние два года прошли у нашего главного инженера Степана Петровича в ожесточенных схватках с Временем. Сначала оно подкрадывалось к нему незаметно. Ну, там, пятьдесят семь лет, пятьдесят восемь — можно еще думать, подшучивать над старостью, но пятьдесят девять — это уже безобразие.
Время побелило его волосы, избороздило лицо глубокими морщинами, но он продолжал работать. Мчался вверх по ступенькам на одиннадцатый этаж, рысью бежал к автобусу и энергично ругался с субподрядными организациями.
— Все равно не возьмет меня проклятое, назло ему буду работать, — гремел на оперативках наш главный.