Кругом одобрительно смеялись.
— Ну как с первой получки, хлопнул, наверно? — спросил меня на следующее утро Миша.
— Что значит «хлопнул»? — не понял я.
Миша рассмеялся:
— Ну, пол-литра взял?.. Опять не понимаешь?.. Ну, выпил на радостях?
— Н-нет.
— Ну хотя бы мороженого от пуза поел?
— Я деньги отдал Андрею Васильевичу… на расходы. — Почему-то я постеснялся сказать, что на телевизор.
— Так и ни десятки не дал тебе, на кино, мороженое?
— Задолжал я много, Миша.
— Жмот он, кулак, одним словом, твой хозяин! — убежденно сказал Миша, и его красивое улыбчатое лицо омрачилось. — Ну ничего, после работы дождись меня.
Помните ли вы, какое это удовольствие — в детстве есть «от пуза» мороженое? Да притом когда через полчаса тебя ждет приключенческая кинокартина.
— Ну это ты, Сергей, напрасно, — говорил мне Миша. Мы прощались после кино, и он хотел всунуть мне в руку деньги. На миг его чудесно прорисованные брови озабоченно сошлись, но в следующий момент он снова улыбался. То есть улыбки не было, лицо было спокойно, но у всех, кто смотрел на него, оставалось впечатление, что он улыбается. — Ну, наверное, ты прав, Сергей, угощение — это товарищ уважение оказывает, а деньги… Ты куда сейчас, домой? Ну, а я пойду погуляю, тут девушка есть одна, Сергей.
Я зашел в магазин, где продавались телевизоры. Цены на них повергли меня в смятение.
Конечно, можно купить «Рекорд», он все же побольше, чем телевизор Андрея Васильевича, но рядом стоял толстый блестящий «Рубин» с большим экраном. От него трудно было оторваться.
Я высчитал — придется на покупку работать весь отпуск да еще не ходить в школу целый месяц.
На стройку пошел монолитный бетон. У меня добавилось работы, я должен был у ворот встречать машины и показывать шоферам, куда ехать.
Все сбились с ног, чтобы вовремя принять самосвалы с серой кашицей из песка, щебня и цемента. Но боже, какое это было удовольствие — через неделю снимать с бетона опалубку! Подходили Иван Петрович, бетонщики. Сбивали подкосы, отвинчивали болты, ломиками отделяли щиты — и вот уже видно зеленоватое, крепкое тело со следами досок.
«Ничего!» — удовлетворенно говорил Иван Петрович или, когда были раковины, чертыхался: «Вот черти, сколько раз я предупреждал!» Один его сердитый глаз смотрел на меня, но я уже привык и точно знал, что обращался он к бетонщикам.
Никогда потом с таким нетерпением я не ждал получки. Вторую, третью зарплату Андрей Васильевич все так же аккуратно пересчитывал, укладывал в деревянную коробочку.
— Шестьсот тридцать один, — говорил он… — Девятьсот девяносто четыре…
Мария Васильевна громко смеялась:
— Ты смотри, Сереженька, целый капитал собрал.
Я регулярно ходил в магазин. Продавцы — высокий неуклюжий парень и девушка — уже привыкли ко мне.
— Ты, парень, не бойся, — насмешливо и вместе с тем покровительственно говорил продавец, — на литровку дашь, будет тебе телевизор, краса и гордость человечества: «Рубин».
— Ты что, с ума сошел? — сердилась девушка. — Как тебя звать?.. Ага, Сережа. Хорошее имя! Будет тебе телевизор, ей-богу, будет, спрячу для тебя на складе.
Я мечтал, что вот придут гости к моим хозяевам:
— Где это вы такой хороший телевизор достали? — спросят они.
— Это Сереженька, наш квартирант, купил, — ответит Мария Васильевна и громко засмеется. Дескать, вот оно как обернулось, не так уж она и прогадала со своим квартирантом.
— Да, это парень со своей зарплаты купил, — подтвердит Андрей Васильевич.
К тому времени, как я должен был получить последнюю зарплату, в магазине остался единственный телевизор. Днем я забежал в магазин.
Продавец с каменным лицом смотрел мимо меня.
— Задержите до завтра, — попросил я его.
Но когда, опустив голову, я вышел из магазина, продавец вдруг окликнул меня:
— Эй ты!.. Да, тебя. Приходи завтра… Буду говорить, что это инвентарь. — Он снисходительно посмотрел на меня: — И откуда у тебя такие деньги?
— Слушай, Сережа, — смущенно обратился ко мне Миша, — тут мой кореш Сеня Волков, слесарь дежурный, денек ему погулять нужно. Так ты ему, пожалуйста, восьмерку в табеле поставь… Хорошо?
— А Иван Петрович? — спросил я, хотя сразу решил выполнить просьбу. — Мише отказать я не мог ни в чем.
— Иван Петрович не заметит.
— Ладно.
Но Иван Петрович заметил. Поначалу он долго кричал, грозился выгнать меня, и Волкова, и этого шалопая Мишку. Вечером приутих немного.