И вдруг, когда Важин уже отбился, летчик вроде уразумел, что стены квартир и должны быть звукопроводны, что виноваты все: и проектировщики, и заводы, изготавливающие конструкции, и даже транспортники виноваты, а строители чуть ли не святые, — Петр Иванович попросил слова. Сказал, что ходил в дома, которые строил, и убедился, что виноват только он один.
В кабинете словно бомба разорвалась. Первым оправился управляющий, пристально глядя на Петра Ивановича, он гневно спросил, отдает ли прораб себе отчет о последствиях такого признания.
«Да», — тихо ответил Петр Иванович.
Ведь в первую очередь за все отвечать будет прораб, кричал управляющий.
«И это мне ясно», — ответил Петр Иванович.
Помнится, Важин начал выкручиваться. Хитро, умно, но не очень достойно. Что-то в защиту Петра Ивановича говорил Алешка, кажется, что «Петр Ива — прораб хоть куда»…
Это была моя последняя встреча с Петром Ивановичем. Через два дня с этой стройки я ушла.
Вставать не хочется. Встать — это значит действовать, решать. А что я могу решить, что?!
Как это все случилось? Почему я попала в зависимость к человеку, которого не люблю и не уважаю? С Минска, что ли, началось? Меня с группой московских строителей послали туда для обмена опытом. Конечно, нас сразу повезли в проектный институт. Здесь на больших планшетах мы увидели новые районы. Высокие дома, широкие улицы — все было правильно, сделано с размахом, но мне вдруг показалось, что в таких домах, на таких улицах неуютно жить. Руководитель мастерской говорил, а целый выводок молодых архитекторов подносил новые планшеты, на которых были все те же высокие плоские дома и улицы, похожие на пустыри.
— Почему такие широкие улицы? — вдруг вырвалось у меня.
Руководитель мастерской не удивился вопросу. Он обстоятельно объяснил, что через много лет по этой магистрали будет ездить много машин и, чтобы не было автомобильных заторов, нужна широкая магистраль. «Ведь потом дома не подвинешь», — сказал он.
Он был прав, цифры — упрямая вещь. Число машин такое-то, скорость такая-то, интервал между машинами тоже установлен, если помножить и разделить — получится потребная ширина улицы. Потребная ширина! А то, что она, эта самая ширина, будет удручать человека, давить на него, то, что на такой улице пешеход будет казаться себе песчинкой, — это уже из другой области, главное, пропустить транспорт.
Я сказала, что через много лет водители машин, возможно, и будут благодарны архитекторам, но людям на таких улицах тягостно и неуютно.
Мои товарищи пробовали замять спор, неудобно как-то, нам оказывают гостеприимство, а я критикую. Но, как часто бывало, я заупрямилась.
— Вот посмотрите, дорогие товарищи, — горячилась я. — Невский проспект был когда построен? Двести лет назад, верно? Возможно, очень возможно, что сейчас он уже узковат для прохода транспорта, но миллионы людей из нашей страны, из других стран приезжают, чтобы полюбоваться им. Сколько радости, настоящего эстетического удовольствия приносит Невский людям! И никто не осуждает строителей Невского за то, что они плохо множили-делили и транспорту сейчас трудно, наоборот — хвалят!
— Ладно, — примирительно сказал кто-то из нашей группы, — будем на Невском считать спор законченным.
Большинство рассмеялось, но архитектор серьезно заметил:
— Нет, почему же? Тема интересная, можно ответить.
Он снова обстоятельно разъяснил, что, во-первых, на Невском каждое здание строилось по особому проекту, а у нас дома изготовляются на заводах, и, как ни крути, они похожи друг на друга. «Люди хотят жить сейчас», — повторил он формулу, которую я много раз слышала. Во-вторых, если бы сейчас строили такие дома, как на Невском, то это было бы странно, как странно сейчас выпускать старинную дворцовую мебель, хотя в музеях мы ею любуемся. И в-третьих, он сам очень любит Ленинград, Невский, но… но вот сейчас так проектируют все, как в его институте, и в Москве, и в Ленинграде, и в других городах.
Я молчала, не зная, что ему ответить.
— Десять ноль в пользу архитектора! — закричал кто-то из нашей группы. — Поехали, товарищи, дома смотреть. — Все поднялись и, оживленно разговаривая, пошли на улицу. Внизу нас уже ждал большой автобус.
Долго еще моя неловкость мучила меня. Потом, как мне кажется, я нашла ответ. Если бы сейчас я приехала снова в Минск, то пошла бы в проектный институт и сказала руководителю мастерской: