Кажется, через неделю после приезда из Минска ко мне и зашел прораб по отделочным работам Кудреватый, молодой человек, чистенький, с аккуратной улыбкой. В разговоре он часто применял уменьшительные слова и всем был так доволен: своей работенкой, погодкой, всей Вселенной (правда, все же была одна неприятность: слово «Вселенная» нельзя было употребить в уменьшительной форме. Ведь не скажешь — «Вселенка» или «Вселеночка»).
Кудреватый аккуратно постелил газету на табуретку, сел и ласково сказал:
— Вот, Нина Петровна, завизируйте, пожалуйста, процентовочку. Знаете, вчера мы сдали домик в эксплуатацию. Вас почему-то не было. На госкомиссии все были довольны и вашим монтажом, и отделкой! А в обои все влюбились. Санврач ручками всплеснула: «Какие цветочки!»
Он был мне неприятен. Почему он всегда доволен?! Я понимала, что, может быть, не права, что, может, у него такая натура, характер, но ничего с собой не могла поделать.
— Довольны монтажом? — язвительно переспросила я. — А как комиссия могла увидеть монтаж?
— Ну, Ни-ноч-ка Петровна, — протянул он, сложив губы трубочкой. — Ну как же!
— Что как же? Ведь ваши обойчики с цветочками все закрыли. Как выполнен монтажик, не видно!
Он примирительно рассмеялся.
— Ну, не нужно так, Нина Петровна. Приняли… — Тут он остановился, сказать «домик» побоялся. — Приняли дом на «хорошо». Вот мы с вами поработали, Нина Петровна! И мы довольны, и комиссия…
— А скажите, Кудреватый, жильцы тоже будут довольны?
— Жильцы? — удивился он. — Ведь дом… дом принимает комиссия. — Потом спохватился: — Ну конечно, и жильцы будут довольны. Ведь оценка «хорошо».
— Ладно, с вами не договоришься. Давайте процентовку. — Я подписала ее.
— Вот и хорошо-о-о! — Он потянул к себе процентовку, но я положила на нее локоть.
— Ох-ох, порвем, Ниночка!
Я вдруг вспомнила Минск, стариков, пузыри на линолеуме. Собственно говоря, о них не забывала.
— Послушайте, Кудреватый, давайте пойдем посмотрим домик. Только не тот, что вы вчера сдали, а уже заселенный. Вон, напротив.
Он снова осторожно потянул к себе процентовку.
— Не дам, Кудреватый. Пока не сходим в корпусик напротив.
Он удивленно посмотрел на меня, мягко возразил:
— Но ведь это неправильно, Нина Петровна.
— Да, неправильно.
Любой человек на месте Кудреватого вспылил бы. Возможно, начал бы шуметь. Признаться, мне хотелось увидеть его сердитым. Какой он? Но Кудреватый только вздохнул:
— Хорошо, пойдем. Только процентовочку мне, пожалуйста, а то кончится тем, что мы ее порвем.
— А не обманете?
— Ну что вы, Нина Петровна?! — Показалось, что он вот-вот перекрестится.
Я сняла руку. Кудреватый бережно взял процентовку и положил ее в папку.
— Пошли! — я встала.
По дороге он все-таки попробовал улизнуть.
— Знаете что, Нина Петровна, давайте на завтра отложим. А?
— Ну, нет! — Я крепко схватила его за руку. — Пошли! Мы вошли в подъезд.
— Пятый этаж, квартирочка тридцать! — приказала я.
Мне показалось, что в таких делах он был человек опытный, потому что на площадке пятого этажа первым делом внимательно посмотрел в дверцу электрошкафа.
— В тридцатой никого нет, Нина Петровна. Вот смотрите, электросчетчик не работает.
— Жалко! — Как было бы здорово, если бы можно было сравнить две квартиры под одним номером в Минске и в Москве. — Ладно, давайте тридцать первую. Там счетчик работает?
— Работает.
Мы подошли к квартире номер 31. Кудреватый легонько нажал кнопку звонка. Дверь открыла молодая женщина в спортивном костюме, который безжалостно подчеркивал ее полноту. Несколько секунд она вопрошающе смотрела на нас. Наконец Кудреватый ласково сказал:
— К вам в гости, если позволите. Хотим посмотреть квартирку вашу. Мы ее месячишко назад отделывали…
И вдруг женщина заплакала. Навзрыд, горько, крупные слезы обильно текли по ее лицу.
Кудреватый опешил.
— Извините… может быть, у вас неприятности?
…Через пятнадцать минут мы вышли из квартиры. На улице он, несмело улыбаясь, спросил:
— Я свободен, Нина Петровна? Мне еще две процентовочки оформлять!
— Видели?
— Но, Нина Петровна, я-то при чем?
— Как при чем? Щели в полу ваши? Снизу из-под арки дует, маленькие дети все время простужаются и болеют… А обои?! Это же страх божий!.. Вы бракодел, Кудреватый!