И вот, проработав два года на монтаже, полюбив его, я снова столкнулась с той же проблемой. «Монтаж? Тут что-то есть, — в конце концов согласились мои друзья. — Приходишь, трава зеленеет (все почему-то говорили о траве, и в книгах из жизни строителей тоже эту самую траву обязательно вспоминают), уходишь — стоит здание, собственно говоря, тебе памятник — ты уже не такая сумасшедшая, как мы думали раньше… Но отделка здания?! Ходить с ведрами, красками, краскопультами и мазать. Стоило для этого заканчивать институт. Зачем ты учила сопромат, статику сооружений, корпела над проектами мостов?»
Снова тот же мотив: там плохо, пусть туда идут другие. А ты? Ты, мол, избранная… Именно утром, когда я должна была принять решение переходить на отделку или нет, мне вдруг вспомнилась экскурсия в Минск, старики новоселы, которые не пожелали разговаривать со строителями, и тут пришло вдруг в голову: ведь конечная деятельность строителя не монтаж, а отделка. И новоселов именно она в первую очередь интересует. «Если ты не пряталась от жизни, пошла на монтаж, то неужели ты испугаешься сделать еще один шаг?» — сказала я себе.
Вот, мой друг, почему я поехала в отделочное управление.
Начальник СУ Гаритов высок, представителен, но показался мне каким-то ненастоящим, будто собранным из отдельных деталей, которые случайно завалялись на складе всевышнего. Было такое впечатление, что детали эти не очень хорошо пригнаны и если Гаритов сделает резкое движение, он в тот же миг рассыплется. Может быть, именно поэтому жесты его осторожны и округлы.
Принял он меня хорошо.
— Мне Кудреватый все рассказал. Я, например, на его месте не обижался бы, а согласился, что мы халтурщики. Очень правильно сказано, Нина Петровна. Что касается вашего перехода к нам, то готов хоть сейчас подписать приказ о вашем зачислении…
— Пишите! — прервала я его.
Он мягко улыбнулся. Через день, оформив перевод и сдав дела Семену, я с Василиной перешла в отделочное управление. (Сия девица насмерть перепугалась, когда узнала, что я ухожу, и слезно упрашивала взять ее с собой. Взяла!)
Напротив моего окна березка, милая и изящная. Ствол ее белый-белый! Рядом — фонарь, освещает ее. И когда я в окно смотрю, березка передо мной кокетливо кланяется-здоровается, встряхивая длинными, зелеными серьгами. Вот и сейчас она что-то ласково нашептывает. Что, березка, что?.. Не понимаю.
И вот мы на корпусе четырнадцать. Раньше я работала в ярко-желтом домике на колесах. Непрерывно хлопали дверью, то и дело входили люди: многочисленные инспекторы от Гостехнадзора, от пожарного надзора, по технике безопасности; представители проектной организации — конструктор, архитектор, которые были ласковы, но записывали в строительный журнал неприятные вещи; начальство всех рангов: от главного инженера СУ, всегда озабоченного, отмечавшего в своей толстой записной книжке что-то, до барственного зама из главка, который вечно боялся испачкать свой светлый пиджак; врывались взбудораженные шоферы, еще с порога они начинали кричать о простое машин (не дай бог вступить с ними в спор!), приходил заказчик Поляков, молодой человек с круглым полным лицом, на котором застыла негодующая усмешка («Это что?» — кричал он, показывая пальцем в окно. Дальше прорабской он вообще не ходил), прибегали субподрядчики в ранге прорабов по сантехнике, по электромонтажным делам, по лифтам, по устройству кровли, по наружному водопроводу и канализации, по кабельным работам; приезжали не так уж редко корреспонденты из газет, радио — народ шустрый, палец в рот не клади; приходили бригадиры, непрерывно звонили два телефона… И всем был нужен старший прораб Нина Петровна (дожила, по отчеству стали звать!) Кругликова, чтобы ткнуть носом ее, Кругликову, в разные неполадки, оштрафовать, подстегнуть, укорить, просить, восхищаться ею, превозносить, стегануть выговором.
Рядом работали бесшумные башенные краны и молчаливые монтажные пятерки, которые требовали неусыпного внимания. Но как это ни странно, прораб никогда не хныкал, был бодр и свеж. Казалось мне, не лекарства следует назначать слабосильным, не модный бег трусцой, не лечение в санаториях, а прорабство.
Тут, у отделочников, все было по-другому. Начать с того, что никто вообще не знал, где находится прорабская. Небольшого роста крепкий парень, как потом я узнала, бригадир штукатуров Шустик, с интересом рассматривая Василину, сказал, что вчера вечером прорабская была на третьем этаже в двухкомнатной квартире; где она сейчас, знает только сам бог и его заместитель по отделочным работам Кудреватый.