А этот не успел прийти, поссорился с главным инженером, с Федоровым. Костя все знает. Слышал — когда выходил из кабинета, специально щель в двери оставил, — как новый управляющий и Северова отчитывал. Тот сразу в райком жаловаться поехал. Конечно, после этого не удержишься… А все-таки интересно, почему он так себя ведет? Почему за жильцов сражается?.. Может, кто переехал в эти дома из родных управляющего? Или бабенка, скажем, его (говорят, управляющего жена покинула)? Может быть… Но почему тогда сразу за два дома болеет?.. Черт его знает, маскировка, что ли…
Косте так хочется все узнать.
— Петр Иванович, — вдруг спрашивает он. — Можно вопросик задать?
— Да.
— Говорят, что теперь строители вроде каждую квартиру жильцам сдавать будут?.. Разъясните мне, что-то не пойму.
Петру Ивановичу не хочется вступать в разговор. Но водитель поворачивает голову, от его нагловатых всезнающих глаз никуда не спрячешься.
— Нет.
— Все как раньше, Петр Иванович? Государственной комиссии?
— Да.
«Да», «нет», «да» — вот заладил. Но Костя еще не сдается, надо подыграть управляющему, может, он тогда клюнет:
— А было бы правильно, если б строители дом сдавали жильцам.
— Вам сейчас поворачивать.
— Да-да, вы не беспокойтесь… А жалко, что не жильцам, правда?
Машина подъезжает к воротам стройки. Костя останавливается в стороне, он знает, что новый управляющий не любит, когда подъезжают прямо к прорабской. Управляющий выходит.
— Мне за папиросами можно съездить?
— Да.
Вот заладил свое «да». Костя с шиком разворачивает машину. Ничего, он еще выведет нового управляющего на чистую воду. Выведет, выведет! Костя уверен, что рано или поздно новый управляющий попросит его съездить на дачу, или привезти с вокзала знакомую, или доставить домой продукты. Костя тоже тогда односложно ответит: «Нет». И объяснит: правилами, мол, запрещено машину в личных целях использовать. «Так что извините, не можем». Нет значит.
В прорабской тихо и сумрачно, на столах пыль. Такое впечатление, что сюда давно никто не заходил. Петр Иванович вышел на стройку. Материалы тут были сложены в порядке, на одиннадцатом этаже шел монтаж. Красивое зрелище! Подъезжал панелевоз, несколько минут, и панель на крюке крана быстро шла вверх. Машина выезжала, а на смену ей появлялась другая, сразу, будто она притаилась за воротами, ожидая своей очереди.
Но Петр Иванович знал, что панели возили с завода за двадцать километров. Поднялся по приставному лифту на одиннадцатый. Здесь трое монтажников принимали панели, ставили их на место, закрепляли подкосами. Стена росла быстро.
На миг Петр Иванович снова почувствовал себя прорабом, участником сложного процесса, который начинался с добычи камня для щебня, с плавки стали и прокатки арматуры, изготовления цемента, керамзита, керамической плитки, труб, проводов и еще тысяч других материалов, пока весь этот поток не достигал завода, где прокатывались панели, собственно говоря, уже части дома. А десятки панелевозов по минутному графику доставляли панели сюда, чтобы они без перегрузки шли сразу в дело. Это был монтаж с колес, самый рациональный способ возведения зданий.
Петр Иванович почувствовал острую зависть к прорабу этой стройки. Кто он? И почему за две недели о нем ничего не слышал. Он подошел к краю перекрытия и посмотрел вниз. Свободно, будто не связанные ни с чем, отрешенные от всего, колебались верхушки деревьев: влево — вправо, влево — вправо… Призывно, как когда-то в прорабские времена, потянула к себе земля. Влево — вправо, заколебалась она, маня к себе, суля вечное успокоение…
— Здравствуйте.
Петр Иванович обернулся. Рядом с ним стоял невысокого роста молодой человек в синем комбинезоне.
— Наверное, новый управляющий? — спросил он. — Я Волошин, бригадир.
— Здравствуйте. А где прораб?
— Прораб у нас стал работать заказчиком.
— Значит, ушел от вас?
Волошин улыбнулся:
— Вроде так. Но мы считаем его своим.
— Не понимаю.
— Видите ли, говорят, кто проработал прорабом год, не может совсем уйти со стройки. Самое большее, через месяц он должен вернуться. Вы не согласны?