Все на меня так жалостливо посмотрели! Обидно, скажу я вам, стало. Первую рюмку я выпил вместе со всеми, а потом тихонько встал и подошел к окну. Падал снег, крупный, лохматый какой-то, и все, куда ни посмотришь, бело. Улицы уже пустынны. Вдруг вижу, к «Заливу» подъехало такси, выскочила женщина. И кто вы думаете? Наверное, уже догадались. Да, точно — Нина Кругликова.
Нужно ли рассказывать, как я обрадовался, как сломя голову помчался вниз. Эх, уважаемый, хороша была в тот вечер Нина! Когда я вошел с ней в зал, Лазарев сразу заметил. Постучал ножом по бутылке:
— Внимание, друзи мои! А Алешка Кусачкин нас обманул, посмотрите, какая царевна к нему приехала. — И к Нине: — Позвольте узнать, как вас зовут, как фамилия, чтобы в ведомость нашу историческую вписать?
— Нина Петровна я, — ответила она улыбаясь.
— А фамилию позвольте?
Тут Нина посмотрела на записку, которая лежала у прибора, рассмеялась.
— Кусачкина я. На сегодняшний вечер Кусачкина.
— А нас сегодняшний вечер только и интересует, — так почтительно сказал Лазарев. Он снова несколько раз ударил по бутылке. — Так вот, слово для тоста имеет Нина Петровна Кусачкина.
— Так сразу? — спросила Нина.
— А чего нам ждать, очень рады вам.
Нина встала, оглядела всех, подняла рюмку. В зале стало тихо.
— Дорогие мои бригадиры, мастера, прорабы и просто монтажники. Рада я очень, что попала к вам на выпускной вечер. Открою вам секрет: когда закончила я институт, все мои знакомые не советовали идти на стройку. Там, говорили они, народ грубый и работа грубая. Неправда это! Лучше людей, чем строители, нет, и лучшей работы, чем строительная, нет. Полюбила я вас. Поднимаю я рюмку за вас, родные мои, за жен и подруг ваших. Радостей вам!
Тут все поднялись и к Нине рюмки протягивают, кто далеко сидел, подошел к ней. И каждого она так по-хорошему приветствовала! Потом повернулась ко мне, глаза ее лукаво заблестели:
— А поскольку я сегодня Кусачкина, то разрешите, товарищ тамада, его по-родственному поприветствовать.
— Разрешается, — согласился Лазарев.
Именно тут появился Важин, словно стоял за дверью и следил, чтобы Нина, не дай бог, не совершила ошибку.
Конечно, сразу ему — внимание, пришел же не какой-нибудь маленький работничек, а управляющий трестом. Нина, правда, повела себя молодцом, поцеловала меня в щеку и что-то преподнесла. Куда-то я сунул ее пакетик, так до сих пор не знаю, что в нем было. А когда Важин подошел, она громко сказала:
— Я ведь запретила за мной ехать. Мы поссоримся!
Не знаю, если б мне так сказали, я повернулся бы и ушел; Важин только улыбнулся:
— Я не за вами приехал, Нина Петровна. Отмечается окончание техникума нашим бригадиром, я приехал его поздравить.
— Ну предположим, что так. Вы приехали поздравить Алешку. Пред-по-ло-жим. Но тогда, уважаемый товарищ, и подарок должен быть, — озорно блестя глазами, заявила Нина. — Но где вам о подарке подумать!
Важин чуть приподнял рюмку, и, хотя он не стучал по бутылке, не призывал к тишине, в зале сразу стало тихо. Он не спеша вынул из кармана пиджака листок.
— Вы что, два слова не можете сказать без бумаги? — наступала Нина. — Заготовил выступление. Эх, начальство, начальство!
— Поздравляю вас, товарищи, с окончанием техникума. А особенно поздравляю бригадира нашего треста Алексея Кусачкина! Разрешите прочесть приказ по тресту:
«За хорошую работу и в связи с окончанием бригадиром Кусачкиным А. В. строительного техникума имени Моссовета, приказываю: первое — премировать товарища Кусачкина А. В. месячным заработком…»
— Ура! Ура! — закричали за столом.
— «…второе — назначить товарища Кусачкина А. В. производителем работ с окладом по штатному расписанию»..
— Ура! Качать управляющего! — К Важину бросилось несколько человек, но он только слегка приподнял руку, и они остановились.
Вот какая сложная штука — жизнь: хотел я, конечно, работать прорабом, и против премии возражений не было, но мне был неприятен этот приказ именно потому, что его отдал Важин.
Наверное, нужно было что-то ответить ему, поблагодарить, но я молчал. Нина же откровенно обрадовалась, она приподняла рюмку, чокнулась с Важиным.
— Меняю гнев на милость, — заявила она.
Они отошли к окну. Я для вида затеял о чем-то разговор с соседом по столу, а когда обернулся, их уже не было…
Потом, ночью, возвращаясь домой, я поклялся страшной клятвой отомстить Важину и все придумывал месть. Подвыпивший, я горазд на выдумки, но сейчас ничего у меня не получалось. Слишком далеко или высоко был он от меня… Я шел долго, никак не мог добраться домой. Почему-то справа от меня все время возникали многочисленные стройки, залитые светом прожекторов, работали башенные краны. «Откуда их столько, — думал я, — и почему на всех зданиях монтируются двенадцатые этажи?» Только когда рассвело, я наконец понял, что строек-то одна, а кружил я все время вокруг своей площадки.