Единственное, что я придумал, — не брать премию, которую выделил мне Важин. В конторе смеялись. Позвонила по телефону Нина, тоже лукаво посмеялась:
— Правильно, Алешка, пусть Важин не задается. Но честно говоря, жалко денег, можно было бы еще раз кутнуть.
Вот так последний раз я встретился с Игорем Николаевичем Важиным.
Троллейбус сделал лихой разворот и затих. Все, конечная. Я вышел. Вон уже этот распроклятый корпус № 14 показался. Машина «Волга» стоит, значит, начальство приехало. Я иду не спеша. Так меня учил Поляков: «Ты, Кусачкин, хоть чин у тебя небольшой, а деньги платишь. А кто деньги платит, тот музыку заказывает. Ясно тебе?» Я не понял, о какой музыке он говорит. Что-то не помню, чтобы на стройке оркестры играли. Так и сказал ему. На этот раз Поляков не отмахнулся, долго смотрел на меня. «Черт тебя знает, — сказал он, — придуриваешься ты или действительно слабоват котелком».
Я иду не спеша. Ладно, понял я, что и «кости», о которых говорил наш инженерик, и «музыка» Полякова — это все образы. Только кажется мне, что на работе нужно прямее говорить и короче, жалко времени.
Обошел корпус. Что тут делалось?! Отделочники закончили только четыре этажа. Почему-то на первом этаже в уже готовых квартирах переклеивались обои, переделывалась плитка и паркет… Я спросил у девушек-маляров, почему клеят новые обои? Они рассмеялись: «Спросите у нашего нового прораба». Рассердился я вконец. Что он, с ума сошел, этот новый прораб?
В прорабской Круглова кроме него и Маргариты, которая, увидев меня, заулыбалась и привстала, отчего домик заколебался, были еще Руслан Олегович и какой-то пожилой гражданин.
О чем-то они разговаривали, но я, памятуя наказ Мирона Владимировича, а особо рекомендации Полякова, сразу взял быка за рога: закричал, что тут на стройке все спят, что, если так будет продолжаться, я как представитель заказчика, который платит деньги, приму меры.
Мне не ответили. Только пожилой гражданин с трудом приоткрыл глаза и тут же снова их закрыл.
— Безобразие! Что тут на стройке делается?! — вовсю кричал я. — Отделочные работы топчутся на месте, переделываются. Какой-то новый прораб…
— Маргарита, — тихо сказал пожилой гражданин, — попросите еще раз зайти сюда прораба-отделочника. Скажите, что пришел товарищ, который деньги платит… Так, кажется?
— Да, плачу, — строго подтвердил я.
— Ага!.. Значит, товарищ этот и имеет что-то сказать. Так?
— И скажу. Еще как скажу!
Маргарита встала, отчего прорабская снова содрогнулась.
— Вы бы присели, товарищ, — как мне показалось, заискивающе сказал пожилой гражданин. — В ногах правды нет.
В это время раздались быстрые шаги, дверь распахнулась:
— Где он, этот друг, что деньги платит?
В комнату вошла Нина.
— Алешка?!
— Нина!
Глава восьмая.
Нина Кругликова
Вот наконец добралась домой. В кресло, в кресло! Ничего, ничегошеньки не буду делать, так вот посижу полчаса. Да, целых полчаса, и думать даже не буду, Ах, какой у меня был трудный день!.. Мой взгляд скользит по комнате, задерживается на столе. Боже мой, вчера забыла спрятать записки, они раскрытые лежат на столе… Хорошо, что все родные уехали, вот молодцы, что уехали. Я поднимаюсь и беру мой фолиант… Что это?! Снизу страницы крупно, как обычно пишет дядя, резолюция: «Думать надо!!!»
О чем думать, дядя Василий? Я писала о Важине… Значит, ты рекомендуешь подумать о замужестве? Поздно, уже дала слово. Не люблю его? Ну и что же? Сколько женщин выходят замуж без любви, человек нравится, и достаточно. Ты ведь сам меня пилил: «Двадцать семь лет, двадцать семь лет! Пора, пора!» Или, может быть, речь идет о приезде Петра Ивановича? Да, приехал. Ну и что с того? Два года не отвечал. В какой мере его приезд может отразиться на моем решении? Если б он хоть немного, ну самую капельку, интересовался мною, мог бы написать несколько слов… Мог или не мог, дядя? Если хочешь знать, я его ненавижу, да, ненавижу. Элементарная вежливость говорит: тебе пишут — ответь. Предположим, ты очень занят, нет времени (абсолютно нет времени!), пожалуйста, черкни несколько слов, ведь больше от тебя ничего не требуется.