Нужно сказать, что механизация у моего друга Кудреватого была в самом зачаточном состоянии. И так все привыкли к ручной работе, что сейчас не очень любезно встречают мои потуги. Ничего, миленькие, переживу!
Вот после того как я «внедрила», совсем охрипла от споров и, до отказа взвинченная, пришла в прорабскую, вспомнила о союзниках. И тут же сразу — есть еще бог на земле, есть, есть! — один кандидат в союзники явился в образе элегантного сорокадевятилетнего, а может быть и старше (не хочется говорить пятидесятилетний — за этой гранью уже трудно к нему приставить эпитет «элегантный»), мужчины с львиной гривой сероватых волос, крупным лицом, на котором умещалось большое число складок (по той же причине не говорю — морщин). Позже я заметила: что бы он ни говорил — плохое, хорошее, грустное, веселое, — в каком бы настроении ни был, улыбка, мягкая, просящая о снисхождении и в то же время отпускающая вам грехи, постоянно присутствовала на его лице. Словно раз навсегда была отлита из гипса, и даже если бы он захотел согнать ее с лица, все равно не смог бы этого сделать.
Он одернул на себе пиджак, желтый, с черной полоской, и представился:
— Архитектор Романов Роман Павлович.
— Очень, очень приятно, — обрадовалась я.
Ему бы удивиться такой радостной встрече, может быть, он внутренне и удивился, но согнать с лица гипсовую улыбку не смог. Незаметно положил на табуретку газетку, уселся.
— Вы знаете, Нина Петровна, уже давно не видал такой хорошей отделки. Буду на госкомиссии требовать для вас «отлично».
— «Отлично»?
— Да-да, — подтвердил он.
В это время вошла Василина, архитектор вежливо встал и поклонился. Василина густо покраснела и спряталась в свой угол. Наверное, впервые в жизни ей кланялся такой представительный мужчина.
— Но, Роман Павлович, вы ведь знаете, восемь этажей не закончены.
— О-о! — воскликнул он. Как мне показалось, он сделал потуги шире улыбнуться, но из этого ничего не вышло, застывшая улыбка не поддавалась. — О-о-о! Это не имеет никакого значения. Мы примем дом и так.
Вот тебе раз! Союзничек-то ускользал.
— Вы меня не поняли, Роман Павлович.
Кажется, это было на первом курсе института… Да, на первом, тогда Анюта обучала меня очень тонкой и многозначительной улыбке. Хоть прошло уже семь лет, но я постаралась ее изобразить. Архитектор обеспокоенно задвигался на стуле.
— Я считаю, Роман Павлович, — все время держа его под прицелом, продолжала я, — мы не должны сдавать дом незаконченным. Ваш дом должен быть во всей красе… Василина, подойди сюда! — приказала я. В последнее время я начала ставить под сомнение силу своих чар и все чаще стала обращаться за помощью к Василине.
Она подошла и села рядом со мной, напротив архитектора.
— Но… но… как? Я ведь уже подписал акт рабочей комиссии.
Я подтолкнула Василину, и мы уже на пару заулыбались пуще прежнего.
— Но… но… — мялся архитектор.
Наши улыбки разгорались. Он вдруг вскочил и, слегка прихлопнув большой рукой по столу, решительно сказал:
— Хватит! Больше не буду принимать незаконченные дома. Не буду, и все!.. Ваш телефон. — Я назвала. — Домашний? — Я ответила, что не работает. — Так, хорошо! Госкомиссия послезавтра? — Я подтвердила. — Я им дам бой!
Наверное, в этот момент он сам верил тому, что говорил. Стоял решительный, мужественный, откинув назад гриву седоватых волос.
Он попрощался, величественно направился к двери.
— Газетку возьмите, — вдруг сказала Василина.
— А? Что? — Архитектор остановился. Но было совершенно очевидно, что после столь впечатляющего выступления никак нельзя было вернуться за помятой газетой. Махнув рукой, он вышел.
— Зачем это ты? — давясь от смеха, спросила я.
— А пусть не думает, Нина Петровна, что вы ему чего-то обещали, — ревниво сказала Василина. — Он не для вас…
— А кто, кто для меня? Ведь уже двадцать семь!.. Ты знаешь, я выхожу замуж за Важина.
— Нет! — Василина отрицательно качнула головой. — Не годится. А что касается двадцати семи, то вы фору дадите всем и в тридцать пять.
Я все смеялась. Давно уже мне не было так весело.
В 12.00 я спустилась на первый этаж, чтобы, как обычно, отметить «Доску качества». Через открытую дверь вдруг услышала громкий спор. Говорила бригадир маляров Соколова: