На лице Кости появляется ленивая усмешка. Выходит, правильна его жизненная идейка… Был Костя в бригаде Волошина (о нем ему говорил управляющий), видел он, видел, как работает Волошин. Хорошо, ничего не скажешь. И быстро и качественно. Только, если б захотел Костя, и он мог бы так работать, не хуже! А для чего это нужно ему в мороз, ветры, дождь вкалывать, да еще на высоте, неосторожный шаг — и вниз загремишь… Чтобы такие, как Важин, скакали вверх по служебной лестнице? Э-э, дураков нет, ищите в другом месте. Правильно он облюбовал себе легковушку: ни ветра, ни дождя. А деньги, если дополнительно потребуются, он на ремонте частных машин заработает. Ага, бежит вон Писарев. Опоздал? Нет, еще десять минут до девяти. Чудаковатый парень, говорят, что-то пишет. Муравей он, как и бригадир Волошин.
— Здравствуй, Костя!
— Здравствуйте, Павел Николаевич! — Хотя они примерно одного возраста, но так уж принято: водителей легковых машин до пятидесяти лет, а то и больше, по имени называть. Костя не обижается. — Как ваша драма подвигается?
Писарев останавливается:
— Повесть, Костя, а не драма. А откуда ты знаешь?
Костя усмехается, любит удивлять «муравьев».
— Аглая Федоровна печатает, Костя. — Писарев в очередной раз рассказывает, как трудно писать производственную повесть. — Нет там ни злодеев, ни сыщиков, и убийств нет. А заинтересовать читателя нужно. Понимаешь, Костя, в начале повести следует схватить читателя за горло и не выпускать до самого конца.
У Кости другое мнение. Он много читает, уверен: если хорошо написано, то необязательны убийства, но спорить с Писаревым не хочется, поэтому снисходительно советует:
— Понимаю. Только бегите в трест, четыре минуты осталось.
— Бегу! — Писарев мчится вверх по ступенькам.
Костя выходит из машины. Сейчас пижон, наверное, подъедет. Так и есть. Подкатили «Жигули», не спеша выбрался главный инженер треста. Закрывая дверцу ключом, Лисогорский улыбаясь кивнул Косте:
— Возил кого, Костя?
— Возил.
Лисогорский, все так же улыбаясь, ждет. Костя знает, что Лисогорского интересует — возил ли он управляющего, но пусть спросит.
— Кого, Костя?
Вот сейчас можно ответить:
— Управляющего.
— Так!.. Ты, наверное, знаешь, что Петра Ивановича снимают. Завтра ко мне в восемь тридцать, поедем по стройкам.
Этот тоже принадлежит к отряду важиных: ласков со всеми, предупредителен, но своего не упустит. Косте вдруг делается противно:
— У вас же своя есть машина, а управляющий, — Костя подчеркивает это слово, — далеко живет.
Улыбка не сходит с лица Лисогорского, но глаза холоднеют:
— Я свою машину ставлю на профилактику. — Лисогорский делает паузу. — Ну, как знаешь. Может, у тебя вообще нет желания работать в тресте?
Это уже прямая угроза, но Костя не из пугливых, он только широко улыбается. Ему кое-что известно о главном инженере — за это обычно по головке не гладят. Лисогорский отводит глаза.
— Ну ладно, Костя, будем дружить.
Костя пожимает плечами. Лисогорский старательно запирает свою машину, потом легко взбегает по ступенькам.
А управляющий тяжело шел. Костя пробует разобраться. Наверное, ему все же жаль не управляющего, не надо лопоухим быть. Что-то чистое, словно крылом, коснулось его в эти дни, и жизнь, необычная, чудная, увиделась ему. Интересно было критиковать, спорить, сомневаться, но хоть издалека быть приобщенным к этой жизни… Теперь конец! Сядет в машину подобный Важину, и уйдет, завянет все.
Может быть, может быть, и ему чем-то чудны́м заняться? Пойти на стройку, как Волошин, или… в институт поступить — вот бы все удивились! Но Костя снисходительно улыбается. Зачем ему это? У него своя позиция, твердая. И то, что делают сейчас с управляющим, только укрепляет ее.
Северов проснулся в семь. Это по-новому, а вообще в шесть. С трудом поднялся: руки, а особенно ноги, так сразу не действовали, нужно было их разминать… Включил радио. Ах ты черт, снова попал на радиофизкультурника, который таким бодрым голосом, что становится тоскливо, убеждает делать зарядку. И мир изменится: все боли, болезни, дурное настроение — все пройдет… Ерунда это, сущая ерунда! Пятьдесят пять есть пятьдесят пять… Не будет он делать зарядку. Сегодня — это наверняка — нужно в трест пораньше. Он выпил чай, со злорадством приглушил физкультурника и тихонько, чтобы никого не разбудить, вышел.