Когда Нина снова подошла к Возникову, ей показалось, что ой читал все тот же листок. Горела настольная лампа, лицо Возникова, ярко освещенное, казалось безжизненным.
— Леонид Николаевич, я сожалею, что пошла к начальнику отдела. Ваш начальник, не решив ничего по сути, сказал, что привлечет вас к ответственности. Я поняла…
Возников опустил листок. Чего она снова пришла сюда? Чего она вообще приехала? Что она может понять?.. Глядя сейчас на нее, Возникову вдруг вспомнился другой мир — его юности, надежд. Но ведь все уже давно кончилось.
— Леонид Николаевич, вы сейчас вели себя достойно.
Ему неприятны ее слова: возмущение вначале, похвала сейчас. К чему все это? Звонит телефон, он берет трубку.
— Вынужден прервать нашу беседу, просят наверх.
— Начальник отдела?
Возников аккуратно кладет листок в папку, медленно запирает ящик и тушит свет. Нине видно, как не хочется Возникову идти наверх. Наконец он все собрал, задвинул стул.
— Может, пойти с вами? — участливо говорит Нина.
Она еще стоит у стола. Довольно назойливая девица! Весьма назойливая! Красивые, они все такие. Им кажется, что весь мир должен лечь у их ног. Вчера она старалась всех обворожить и сорвать работу комиссии; сегодня побежала к начальнику отдела жаловаться, а теперь, когда добилась своего — его выгоняют с работы, — проявляет участие.
— Нет, не стоит. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться.
Он подождал, пока девица ушла, и стал медленно подниматься на третий этаж.
Нина выходит на улицу. Яркая, высокая синева неба, поток людей на тротуарах, зеленые шары деревьев, бегут машины — катится, катится неудержимо Жизнь, а за спиной сумрачная комната, старинный, отживший свое стол, слабый свет лампы и такой же сумрачный человек…
«Мавр сделал свое дело» — ах, черт побери, что она натворила! Но Нина еще поборется. Где, куда она сунула этот чертов кусочек картона, визитную карточку. Нина нетерпеливо роется в сумке… Ага, есть! Как его? Кононов… Игорь Михайлович… Она бежит к телефонной будке, быстро набирает номер.
Кононов снимает трубку, но не отвечает. Она слышит, как он говорит:
— Ну что ж, любезнейший, значит, решили: пишите заявление. — И потом в трубку: — Кононов слушает.
— Игорь Михайлович, извините, это снова Кругликова.
— Да.
— Игорь Михайлович, я хотела все-таки узнать, будете ли вы наказывать Возникова?.. Конечно, понимаю… Но, право, была бы очень вам обязана… Как я понимаю, — настойчиво продолжала Нина, — Возников может быть наказан за приемку незаконченного дома, но никак не за то, что правдиво оценил свои действия.
— Вы уверены, что имеете право обсуждать этот вопрос? — холодно спросил начальник отдела.
— Наверное, нет. Но я хотела бы вас предупредить, если сейчас не получу заверение, что Возников остается на работе, я пойду в Моссовет к заместителю председателя и расскажу все, как было. Надеюсь, вы верите, что я это сделаю?
— Да, верю.
— Так вот, жду вашего заверения.
Несколько секунд трубка молчала, потом послышался любезный голос начальника отдела:
— Откуда вы взяли, Нина Петровна, что Возникова собираются снимать с работы?
В стекло кабины энергично застучали. Нина оглянулась, стучал какой-то старик, она приоткрыла дверь:
— Вы уж извините, пожалуйста! Важный разговор.
Старик кивнул головой.
— Ну, может быть, не снимать, Игорь Михайлович, так выталкивать на пенсию.
— Этого мы никогда не делаем.
Нина рассмеялась:
— Ну вот и хорошо! Вы умный человек, Игорь Михайлович.
Она вышла из кабины и, пока туда забирался старик, придержала дверь. Он внимательно посмотрел на нее и чуть кивнул головой.
А день катился своей дорогой. Ах, какой это был сейчас хороший день! Все было приятно и немного смешно: вывеска на дверях сапожной мастерской — «Работа без перерыва», и тут же листок с надписью: «Перерыв на обед»; толстые голуби, переваливаясь, чинно шествовали по тротуару; бегущие люди (куда они? Откуда их столько?); парень, дико заросший волосами, стоял, опираясь на металлический поручень витрины, и меланхолично что-то жевал; продавщица в окне — она продавала не воду, не мороженое, перед ней на лотке лежали бутербродики с черной икрой, такие маленькие, что Нина могла бы, наверное, съесть их штук десять, не меньше; театральные киоски, цветочные киоски, киоски с вывеской «Пирожки», в которых не было ни театральных билетов, ни цветов, ни пирожков; полупустой троллейбус на остановке у магазина «Подарки» (правда, это очень смешно — полупустой троллейбус?)… И солнце, солнце всюду. Оно, конечно, не было смешным, но тоже веселило.