Словом, Уэлен нынешний далек от того «завтрашнего», который был представлен архитекторами на оргстекле, и вряд ли когда-нибудь таким станет, потому что для этого в поселке понадобилось бы сломать все, в том числе и только что выстроенное, и начать опять строить заново. Далек он и от прежнего, простого и скромного, но гармонического своего облика: узкая коса заставлена двухэтажными, громоздкими на этом пространстве коробками, площадь исчезла, улица исковеркана. А когда в поселке и площадь, и улица — единственные, все эти превращения, согласитесь, печальны… В свое время мне довелось прочесть в альманахе «На севере дальнем» дельную статью магаданских специалистов В. Платонова, М. Этлиса и В. Яновского «Север — город — человек». Один из этих авторов архитектор, другой — врач, психогигиенист, третий — социолог, демограф. Сейчас, размышляя о том, целесообразно ли реконструируется Уэлен, я вспомнил эту статью, извлек ее из своего архива и сразу нашел нужную мысль: «Архитектор всегда принимает во внимание то, что его практика, его участие в строительстве — есть творческое, доверенное ему людьми создание основной части «жизненных условий», той самой архитектурной среды, которая должна свести до минимума неравенство в жизненных условиях людей, связанное с неблагоприятной географической средой, и сохранить и подчеркнуть областные, местные, неповторимо притягательные особенности этой среды, обеспечить (далее у авторов следует курсив)
единство человека с природой и обществом через архитектурные формы». Так вот, если исходить из этого совершенно справедливого утверждения, то Уэлен не следовало ни проектировать многоэтажным, ни строить его в теперешнем двухэтажном виде. Ибо не надо даже быть специалистом-градостроителем, не надо ничего знать о гармонии архитектурных форм с окружающим природным ландшафтом, чтобы, очутившись в Уэлене, сразу уразуметь: здесь диктует коса. Узкая, шириной всего метров в двести, галечная коса, сопка с одной стороны, и кругом — море, лагуна, тундра, в отдалении горы. Вот этот простор воды, земли и неба и был природным фоном, на котором всегда существовал поселок, этот простор уэденец от рождения привыкал созерцать отовсюду: из окна, с крыльца, из любой точки поселка. А сейчас в Уэлене образовались закоулки, попав в которые, ощущаешь себя как в замкнутом городском дворе, ничего не видишь вокруг, кроме стен… Уэлен надо было оставить одноэтажным! Подобно тому, как сама форма узкого и длинного моржового клыка задает мастерам-граверам основной принцип композиции и размеры рисунка, так и похожая на такой же клык уэленская коса должна была подсказать строителям свою единственную идею. Никакой гравер, обладая чувством меры, не станет забивать пространство клыка обилием изображений, не следовало забивать и косу громоздкими и безликими сооружениями. Что же касается «сохранения местных, неповторимо притягательных особенностей»… Ну вот, стояли когда-то в Уэлене столбы из огромных костей гренландских китов, поставленные, может быть, прадедами нынешних чукчей, может быть, дедами прадедов. Непременная принадлежность каждого чукотского поселка, где живут морзверобои, могла бы быть деталью герба, если бы существовали у чукчей гербы поселков. Ставили такие столбы не для украшений — для хозяйственных надобностей: на них растягивались ремни из моржовых и лахтачьих шкур, сушились сами шкуры, укладывались на зиму байдары. Я даже помню, где в Уэлене еще сохранялись такие столбы — в основном в старой части поселка, поближе к сопке: два между домом Таната и учительским домом, столба два-три напротив новой школы да еще несколько — поближе к морю. Разумеется, сейчас хозяйственная нужда в них отпала, но кому они мешали?! Я представляю: собрался исполком сельсовета с повесткой — «благообразить» поселок. Постановили, сделали: подъехал бульдозер и сковырнул. Я специально прошел по Уэлену и поглядел — ни одного китового столба. Возле школы, правда, еще лежат остатки гигантского китового черепа, но и до них, я думаю, дойдут руки. А ведь такую «неповторимую особенность» нигде в мире больше не увидишь…