Погоревал-погоревал Виктор, да и начал собираться обратно в Сибирь…
И скажем, забегая немного вперёд, что все предупреждения его друзей, матёрых ученых, военных и аппаратных работников, сбылись до запятых.
Итак, Сибирь.
Где родился, там, как говорится, и пригодился.
Город, куда занесла судьба Виктора, ему понравился. Ухоженный, можно сказать, вылизанный до блеска островок недостроенного коммунизма. И зоопарк вам, и освещённая лыжная трасса, и пляж с паромной переправой.
А продовольственные магазины! Эти заведения вообще убили Виктора наповал. Их было, в общем-то, немного, этих, не побоимся этого слова, пещер Алладина, но прилавки там ломились от количеств несметных всяческих колбас и консервов, птицы, фруктов и прочей съестной мечты большинства жителей страны. И Виктор, видевший такое только в «такой заботливой и родной для всех и со всеми потрохами Москве», не удержался от сравнения между увиденным им здесь, и виденным им там. А местные жители, которые водили его, в первые дни после приезда, по этим складам счастья, умилялись и жмурились от какого-то непонятного Виктору восторга и физически ощущаемого превосходства, видя его глаза, округлившиеся от удивления.
– Это, братцы, не еда! В таких количествах это уже жратва..,– только и мог вымолвить Виктор в ответ на всевозможные «ну, и как тебе?»
Но к мясу, в любом его количестве, можно было привыкнуть, а вот к наличию товаров для души – увы! Заключительный, прямо таки убийственный удар, был нанесён Виктору, как фанатику-фотолюбителю хорошего уровня, в магазине промышленных товаров. Знакомство с предложениями отдела «Фото» чуть не закончилось для него знакомством с психиатром. Виктор увидел, что на витринах, безо всяких там очередей, давок и записей, продаётся цветная фотобумага Fomacolor и плёнка для слайдов Orwochrom… Невозможно поставить после окончания этого предложения восклицательный знак – его функционал не покажет всю глубину потрясения души Виктора, а другого знака ещё не придумали. Как можно показать падение человека в пропасть, доверху набитую счастьем?
Пока мы с Вами, уважаемый читатель, знакомились с этим небольшим отступлением, Виктор вошёл в лабораторию и, уютно устроившись у вытяжного радиохимического шкафа, закурил.
Курение, как впрочем, и любое таскание в рот чего-либо, на промышленной площадке было категорически запрещено. Дело в том, что все работы, так или иначе проводимые на предприятии, были связаны с наличием на рабочих местах радиоактивного элемента таблицы Менделеева. А, как известно, попадание данного элемента во внутренние полости человека, с едой ли, с водой ли, или случайно, может вызвать мало предсказуемые последствия, вернее – известные, с непредсказуемым результатом. Однако, написавшие такие предостережения люди, не учитывали тот факт, что человек привыкает ко всему, даже к расстрелам… Вот и курили в цехах и лабораториях по углам физики и химики, ели торты и соленья-варенья в закрытых и хитро опечатанных изнутри помещениях, пили чай и не только… Выкурил – прислушался к себе… Вроде не умер. Съел торт – прислушался к себе… Жив, однако! И пошло-поехало!
И так делали абсолютно все, а начальство мягко всех журило, тихонько похлопывало нерадивых по упругим или морщинистым попкам, а в напряженные моменты, раскрасневшись от напряжения и матершинины, могло и само закурить, облокотившись на стол с радиоактивными пробами или работающим оборудованием…
Выкурив дежурную утреннюю сигарету, Виктор поболтал несколько минут со своим коллегой, лаборантом радиохимического анализа Натальей. Обычный утренний разговор о детях, предстоящих отпусках и проведенном вечере настраивал на рабочий лад, плавно выводил собеседников из атмосферы домашних забот в рабочую.
В тот день им нужно было выполнить несколько рутинных анализов проб, выдать результат и оформить всё это необходимыми записями.
Рутинные анализы…
Это была работа в аналитической лаборатории на заводе, который занимал важное место в сложной цепочке укрепления могущества государства. Вся информация, которая, так или иначе, поступала в лабораторию, была скрупулезно дозирована или строго засекречена – режим обеспечения секретности не выкручивал руки исполнителям мягко, как это принято сегодня – режим той поры держал свои руки на горле каждого. Незаметно так, но на горле.
Анкеты-проверки-собеседования-допуски, синие печати на последних страницах прошнурованных документов и мастичные – на дверях опечатанных кабинетов, массивные – не сдвинешь, сейфы в каждой комнате, решётки на окнах всех этажей, запреты на служебные темы в разговорах на транспорте, и не только на транспорте…