Он вошел в темную комнату. На столе матово отсвечивал черный экран монитора. Устроившись в кресле, закурил и включил компьютер. Черные, ломаные тени всплеснулись в углах комнаты и умерли, растворившись в мягком зелёном свете. Было так тихо, что ему слышался тонкий-тонкий звон в ушах и гулкие удары пульсирующего сердца.
Казалось, что весь мир затаился в ожидании.
Он положил руки на клавиатуру компьютера: «Здравствуй! Ты далеко…»
Нѐжить
Они собирались на охоту давно.
Они – это четверо старых друзей, знающих друг друга ещё с детских лет. Это сейчас они заматерели, головы их покрылись сединой, речь стала продуманной, а походка – степенной. А раньше, в студенческие годы, их жизнелюбие граничило порою с безрассудством. Дерзкие розыгрыши преподавателей, хождение по карнизам и балконам, сплав по неизвестным рекам без лоций…
Один из них, Иван, будучи большим начальником, взялся организовать для поездки на охоту транспорт. По одному его звонку в подсобном хозяйстве золотодобывающего прииска, коим он заправлял, срочно подготовили четырёх лошадей. Сами друзья начали собираться ещё с обеда, благо, что была суббота. К утру воскресенья всё было готово. Несколько обязательных слов перед дорогой, и небольшой караван медленно двинулся из посёлка к дальним распадкам.
Стояла чудесная осень. Есть такая пауза в осенних погодах, когда лето уже ушло, а небесные хляби ещё не разверзлись. Это то время, когда на ветвях рыжих лиственниц колышется паутинка августа, и солнце ещё греет кожу лица, но затылок уже холодит легкий ветерок, а воздух становится прозрачным, и далёкие дали выглядят выпуклыми, как будто лежащими под большим увеличительным стеклом, чистым и голубым.
Цепочка лошадей с наездниками свернула с дороги и втянулась в зелёные дебри глухого распадка. По мере продвижения вглубь его, тайга становилась всё гуще. Бурелом, небольшие болотца и россыпи камней на густых, глубоких мшаниках сильно затрудняли движение каравана. Но он упорно шёл вперёд.
Так они двигались до вечера. И пора бы остановиться, но Иван, большой знаток этих мест, не хотел этого.
– Скоро будет избушка. Она старенькая, но поместимся все! – подбадривал он друзей. Друзья хмурились и молчали.
Но всё имеет своё окончание – впереди неожиданно показалась потемневшая крыша строения.
«На сегодня достаточно», – Иван соскочил с лошади. Все спешились и привязали лошадей к лиственницам, метрах в пяти от избушки. Каждый из друзей знал свои обязанности, такая практика сложилась за многие годы. Кто-то разжигал костёр, кто-то пошёл на поиски воды, кто-то рубил дрова. Иван всегда начинал подготовку к ночевке с того, что чисто выметал пол избы. Он любил спать в спальном мешке, расположившись на полу у двери. И поэтому, первым делом наломал веток и связал веник. Распахнув дверь избы, он, по-хозяйски подбоченясь, оглядел помещение.
Изба как изба. Подслеповатое оконце, нары по обе стороны и стол между ними. Справа от двери стояла печка, изготовленная из старой металлической бочки. Бочка лежала на боку и была обложена камнями – так дольше отдавалось в помещение тепло. Иван заглянул под нары, но ничего не увидел: на улице смеркалось, а свет в окошко почти не проникал, так как ветви лиственниц закрыли его, плотно обступив дальнюю стену избы, в которой это окошко было прорублено.
– Из-под нар выметать не буду, – подумал он и начал мести от стола в сторону печки. Работу он делал не спеша, растягивая удовольствие, которое получал от этих нехитрых движений. Изредка бросая взгляд на раскрытую дверь, он постепенно двигал веником растущую кучку мусора к печи. Сумерки неслышно подкрадывались к лагерю, вытекая сизой пеленой из тайги, которая всё плотнее обступала место их лагеря. Темнота незаметно заполнила углы избушки и сгустилась под нарами до черноты. И только пляшущее пламя костра освещало мерцающим красным светом порог и часть пола перед ним.
Кучка мусора всё ближе и ближе продвигалась к печке. Обметая пол вокруг печки, Иван подошел к углу за ней и наклонился, чтобы лучше достать веником.
И вдруг…
Перед его глазами неожиданно возникло омерзительное, маленькое сморщенное личико! И глаза! Налитые кровью глаза! Личико отвратительно кривилось, неуловимо быстро меняясь, превращаясь в жуткую, неестественную какую-то, рыхлую маску. Ряды кривых, торчащих в разные стороны, острых и желтых зубов издали отвратительный скрежет, и волна зловония ударила в лицо Ивана.
Он дико закричал и отскочил в сторону. И в тот же миг мимо его ног шмыгнул мышью маленький, не более полуметра, человечек! Он был одет в какое-то тряпьё, на голове его криво сидела поношенная зимняя шапка с оторванным ухом. Прихрамывая, он подбежал к нарам, резко обернулся, проскрежетал зубами и шмыгнул в темноту…