М и х а и л. Запросто! Мам, в Семиреченск туристы приезжали, так к ним бездомная собака пристала. А мне, как говорится у Пушкина, приказали ее поймать и повесить. Я, пока псину ловил, английский и выучил: «сенк-ю», «гуд-бай», «стервис», «вери матч».
А н д р е й. Такому английскому и ту бездомную собаку можно было научить.
М и х а и л. О!
А н д р е й. Вот тебе и «о».
Н а с т а с ь я. Будя, будя вам, посидели, покурили, водички испили. Ну-ка, берись, сыночечки, по чувальчику. Алешенька, вскинь братам на загривки-то.
М и х а и л. Мам, дай передохнуть. Пожрать же надо. Тетка Матрена ждет ведь.
М а т р е н а. Да, да, милости прошу, а то картошечка перетомится, разойдется в жиру, весь скус пропадет.
В а р в а р а. Мотя, мы — в секунд, хоть маленько себя с Лидушкой образим, в божий вид приведем. Пошли, Лидуха.
Варвара, Лидия уходят.
М и х а и л. И мне хоть рубаху переодеть. Лешк, неужто ты в своей робе пойдешь? Пошли, шкуру эту сбросишь. Мама, не серчай, успеем, посадим.
Н а с т а с ь я. Мне-то что, хоть все уходите.
Михаил, Алексей уходят.
М а т р е н а. А ты?
Н а с т а с ь я. И-и, милая, делов-то по дому. Не успеешь рот перекрестить — и день кончился.
М а т р е н а. Ну, гляди, Настя, только на меня не серчай, ради бога. А нашей любимой настойке мы с тобой опосля, вечером пробу сделаем. (Уходит.)
Настасья уходит.
А н д р е й (Глаше). А ты пойдешь?
Г л а ш а. Нет.
А н д р е й. Слей мне, пожалуйста, на руки. Поохотился, пострелял уток! Прошлой весной на вальдшнепов хотел пойти — заставили снегом погреб набивать. Сегодня еще более «благородную» работу придумали.
Мимо проходит П о л е н ь к а в джинсах, ковбойской шляпе, с двумя пистолетами.
Откуда это у тебя?
П о л е н ь к а. Тетя Фаина подарила.
А н д р е й. А ну, подойди.
П о л е н ь к а (подходит). Чего?
А н д р е й (схватил дочь за ухо). Ты что — нищенка?
Г л а ш а. Отпусти, слышишь! Палачом-то хоть не будь!
А н д р е й (Глаше). Что-о? (Поленьке.) Сними Сейчас же! Сними, говорю!
П о л е н ь к а (кладет на землю пистолеты, шляпу, снимает мокасины, негромко). Папа, ты меня не любишь? Не любишь? Вы с мамой меня не любите? Я вам чужая? Чужая… Чужая!.. (Убегает.)
Г л а ш а. Поленька! Поленька!.. Называется, приехал навестить дочь… Приехал, одарил, обласкал… Думаешь, я не понимаю, почему ты на девчонке злость срываешь? Потому что тебе стыдно перед ней за свою новую жену. Поленька для нее некрасивая? Деревенщина, говорит? Навозом от девчонки пахнет? Да она во сто крат красивее вас обоих, слышишь, так своей крале и передай — в тыщу раз красивее! И брось ты, Андрей, барина из себя корчить: «На вальдшнепов!» На охоту, видите ли, ваше степенство, приехать изволили. Ты перед нашими деревенскими профессора из себя строй, а я-то как-никак знаю, что ты такое… В ученого все играешь, а за город цепляешься потому, что бабу красивую там нашел. Себе — бабу, Поленьке — мачеху. Уезжай, говорю, к черту, без тебя вскопаем, без тебя посадим. (Уходит.)
Входят принарядившиеся М и х а и л и А л е к с е й.
М и х а и л. Лешк! Вы с Андреем ступайте, а я сейчас.
Входит Н а с т а с ь я.
Н а с т а с ь я. Андрей, Полинка где? В сельпо за солью сбегать надо.
У плетня снова показывается М а т р е н а.
М а т р е н а. Ну что ж вы, мужички?
А л е к с е й. Идем, идем, тетка Матрена.
М а т р е н а. Идите, милые, идите, а я следом.
Андрей, Алексей уходят, Михаил укрывается за кустами смородины.
(Дает Настасье сверток.) Бери.
Н а с т а с ь я. Что это?
М а т р е н а. Бери, говорю. Моя благодарность.
Н а с т а с ь я (разворачивает сверток). Господи!
М а т р е н а. Фаиночка из Штатов привезла. Такого в сельпе не купишь. Все девки в селе от зависти слюнями изойдут.
Н а с т а с ь я. Цена-то какая?
М а т р е н а. Задарма бери. Глафире передашь, вот и вся твоя забота.
Н а с т а с ь я. Аль летошний снег иде выпал? Уж я и запамятовала, когда, милая, ты кому что дарила.
М а т р е н а. И не говори. Иной раз сама себе дивлюсь. Да ведь без мужика-то небось зачерствеешь, каждую крошку будешь беречь.
Н а с т а с ь я. То так, истинно. Кто заработал, тот и бережет. Сколько лет мы такого урожая ждали, что летошний год к нам пришел? Его бы тут, хлебушек-то, и приберечь, а Мефодьев что выделывает? Стекольный клуб отгрохывает за наши денюжки.