Девушка задыхается от волнения и усталости.
Д е в у ш к а. То…варищи! Наши Берлин взяли!
Мгновение сторожкой, звонкой тишины.
Д е д Н а з а р (тихо). Тах-то!
Максим Трошкин, не дожидаясь команды, будто собираясь разорвать свой баян на две части, с новой силой играет вальс, и с новой силой женщины кружатся в вихре вальса.
К о л е с н и к о в. Славка, какого черта ты там стоишь! Иди меня из окружения выручай или сам им в плен сдавайся…
Смеются женщины, не уставая заливается баян.
Д е д Н а з а р. Эх, бабы! (Трошкину.) До чего же, Максим, я люблю, когда люди рядом!
На террасе обнявшись стоят Е л е н а и М а р и я. Счастливыми глазами они смотрят на танцующих.
Веселыми голосами поет лес.
З а н а в е с
1944—1964
МЕЧ И ЗВЕЗДЫ
Драма в четырех действиях, пяти картинах
В а р в а р а П е т р о в н а А с а н о в а.
П е т р }
С е р г е й }
Ш у р а } ее дети.
П а н к р а т С т е п а н о в и ч — старый рабочий.
Н а д я — подруга Шуры.
А л е ш а — шофер.
Б е р т а Б р о э л ь.
К у р т — ее муж.
Л у и з а — дочь Курта и Берты.
К л а р а Ш т р о м м.
К у р т и н а М е н т о н — журналистка.
Ш и л о в — работник областного отдела культуры.
М а р и я.
А г а ф ь я Т е р е н т ь е в н а.
О ф и ц и а н т.
С о к о л о в — майор.
Г е р т р у д а Ц и н г е р }
В и л ь г е л ь м Ш т е м м е л ь }
Ф р и ц В а г н е р } члены немецкой делегации.
Р у д о л ь ф }
Э м м а }
Ф р а н ц }
М а р т а }
П а у л ь }
К а т е р и н а } немецкие студенты.
Д я д я К а р л у ш а.
Время действия: первая картина первого действия — 1947 год, остальные — 1951 год.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Астрономическая площадка, уставленная различными астрономическими и метеорологическими приборами. Справа видна часть купола обсерватории с раздвинутыми створками крыши. Площадка, окруженная гранитной балюстрадой, находится на возвышении — туда ведут гранитные ступени. Рядом угадывается парк с вековыми деревьями, а за ним — контуры немецкого города. Ночь. Черное бархатное небо усыпано крупными звездами. Еще до открытия занавеса слышна строевая песня, которую поют советские солдаты. Поют дружно, с подъемом, под чеканный солдатский шаг. У балюстрады сгрудились немецкие студенты: К а т е р и н а, М а р т а, Э м м а, Р у д о л ь ф, Ф р а н ц, П а у л ь.
Р у д о л ь ф (на фоне песни, стиснув кулаки). Ненавижу! Эти голоса, эти наглые слова, топот ног… (Короткая пауза.) И древняя мостовая — молчит…
М а р т а (задумчиво). А мне нравится.
Р у д о л ь ф (резко повернулся). Нравится, как они орут? Два года в Германии стоит скорбная тишина, а они, а ты…
Э м м а (взорвалась). Надоело! Надоело слушать эту панихиду по умершей Германии. Не умерла она, и напрасно, Рудольф, ты хоронишь то, чего нельзя похоронить. Пусть хоть русские поют, если не можешь ты, я — мы все.
Р у д о л ь ф. Пусть русские убираются к черту, и я запою. И ты услышишь тогда, Эмма, какой у меня голос.
Э м м а (спокойно). Русские уйдут. И ты прекрасно это знаешь.
Р у д о л ь ф. Уйдут? Когда?
Э м м а. Они об этом сказали: как только американцы и англичане дадут обязательство вывести свои войска из Западной Германии.
Р у д о л ь ф. Американцы, англичане, все наступили на наше горло. Я задыхаюсь. Я ненавижу их всех. На каком бы языке они ни говорили.
П а у л ь. Оставьте ваш спор. Надоело.
К а т е р и н а. В споре, Пауль, рождается истина. Продолжай, Рудольф. Продолжайте!
Р у д о л ь ф. Отыскивать истину в споре, Катерина, может тот, у кого есть точка зрения. (Эмме.) У тебя ее нет.
Э м м а. Когда-нибудь ты ее узнаешь.
Р у д о л ь ф. Узнаю сейчас. (Вынимает листок бумаги.) Подписывайте.