От души сразу отлегло. Лель поднял сестру под руки и заглянул ей в глаза.
- Тоже мне беду нашла! Сегодня новую слепите, - попытался утешить он её.
- Слепим! – горячо подтвердила Алёнка. – Только колечко моё у той осталось, что вчера была! Я ей сама его поносить дала, и вишь как! Пропала наша баба…
Лель тяжко вздохнул.
- Наверное, рядом валяется твоё колечко. В том месте, где баба снежная стояла. Весной найдётся…
- Мне сейчас надо! – надув губы, заявила девочка. – Оно ж мне от тятьки осталось, мама так говорит…
Деваться было некуда.
- Одевайся. Пойдём искать…
Как же не хотелось возвращаться в эту лютую стужу! Но обещание, данное сестре, нарушать было нельзя. Взявшись за руки, они пошли туда, уда указывала Алёнка. Но каковым же было удивление Леля, когда она привела его назад, прямиком к дому старой Анисьи!
- Вот! Вот здесь стояла – и нет!
Девочка показала то место, где, по её мнению, вчера они с другими ребятишками лепили снежную бабу, но там даже камушка не было. Видать, ошиблась сестрёнка…
- Напутала ты что-то, - потирая озябшие руки, произнёс Лель. – Нет тут ничего…
- А вот и не напутала! – та даже ножкой притопнула. – Видишь, Ванька шишку ещё обронил? А Борька сажу оставил…
И, действительно, все те вещи, о которых говорила Алёнка, были здесь – и сажа, и шишка, и бусины рябин пестрели в снегу как капельки крови… Но ведь если действительно была здесь снежная красавица – то и от неё бы следы остались.
Запутавшись в собственных мыслях, Лель в раздумьях взглянул в окно Анисьиного дома и встретился с ней взглядом. Холод обжог его сердце, но взгляда он не отвёл. Впрочем, как и Снегурушка. Но когда она медленно перевела его на Алёнку, Лель спохватился, будто опасность почуял. И схватив сопротивляющуюся сестру в охапку, потащил её ближе к своему дому, закрыв дверь на все засовы.
Глава 5
Тёмная, ледяная, бездушная… Волосы белы, а душа черна, словно ночь. А в глазищах ни жалости, ни света, хоть светлы да прозрачны они. А сердце… сердце…
Губы скривились в кривой усмешке. Кто она такая? И откуда здесь взялась? Сама не помнила. Но чувствовала, не такая она, как все, кого она встретила на пути своём. Смертные. Хрупкие и беззащитные. Единственное, что влекло её к ним, было то живое тепло, которого у неё самой даже сейчас, в этом странном ледяном теле не было. И оттого так нестерпимо хотелось его заполучить.
Она пыталась согреться, да всё было бесполезно. Крови не было в её жилах, но она о том, конечно, ещё не знала. Лишь догадывалась. И чувств тоже не было, а потому ледяное сердце было пустым. Как сундук без вещей – ненужная и бесполезная вещь.
Снегурушка пыталась вспомнить, что с ней произошло и как она оказалась здесь, в мире Яви, ведь смутные воспоминания о ином далёкими отголосками эха кружили в её голове роем бесчисленных снежинок. Она вспомнит, но позже. А пока ей стоило приспособиться, выжить и понять, для чего ей или кому-то ещё это понадобилось.
Старуха была слаба. Так просто было одурманить её, вложить в эту седую немощную голову ложные воспоминания. Да, это она могла изначально, и даже детское тело, в котором она оказалось, было полно неведомой ей силой. А потому она воспользовалась этим, как только смогла. Играть с жизнями смертных ей не запрещалось – это она тоже откуда-то знала. Но пока не до конца поняла, откуда ей брать жизненные силы.
Увы, даже ледяные големы были не вечны. Силы Яви разрушали всё то, что не принадлежало этому миру, пытаясь наполнить её такой вкусной живительной энергией, от которой голем рано или поздно разрывало. Навь же только способствовала этому, втягивая в себя то, что принадлежало ей. Вот и она, как создание временное, чувствовала, что конец её близок, если…
Снегурушка ещё не поняла, что должна сделать, чтобы продлить своё существование в этом мире. И вроде бы не было ничего, что должно её было тут удержать. Однако, для чего-то она была сюда послана.
Она попыталась найти себе занятие по душе, чтобы заново познать этот мир и понять – каково это – быть живым? Старуха не мешала ей и даже всячески потворствовала, а потому она выбрала прялку… Пряжа заструилась в её пальцах ровнёхонькой нитью, и тут Снегурушка поняла, что знает это занятие. И, более того, оно было ей по душе. Но голод оно не удовлетворяло.
Ей хотелось нечто иного. Когда смертная старуха, называя её своей дочерью, приближалась к ней непозволительно близко, Снегурушку посещало странное чувство… Она хотела вцепиться в эту жалкую морщинистую шею, в эту размякшую плоть, от которой несло потом и коровьей мочой. Ей нужно было сделать это, навязчивое чувство клокотало внутри, склоняя её к принятию решения. И всё же она не торопилась. А ну как ошибётся. Картина пока что была почти идеалистической, не стоило рушить её ради банального эксперимента.