И осторожно добавила: — И провести день-другой со своей родственницей.
— Не стоит, мы и так с ней годами не видимся.
Она проговорила это безо всякого притворства. Больше не имело смысла притворяться, что она приехала сюда ради родственницы.
— Я пойду… Поищу улицу, на которой жили дедушка и бабушка.
— И я пойду с тобой, — сказала она. В ее голосе звенело детское своенравие.
— Нет, — сказала я.
Она сжала губы, словно обиделась. Тем более что из этого следовало — на этот раз мы не сядем за «наш» утренний кофе. Мы расстались перед отелем, договорившись снова встретиться здесь в три часа. Я не спросила, что собирается делать она.
— Priyatno snimane! — крикнула она мне вслед тоном брошенного ребенка. Может быть, по-болгарски эта фраза звучала совершенно обыкновенно, но она резко царапнула мой слух. Приятной съемки?!
Расставшись с ней, я сразу почувствовала облегчение. Мне казалось, что я приехала в Варну только теперь, когда в конце концов освободилась от Абиного присутствия. Я пошла по улице Владислава Варненчика (интересно, она так же называлась и раньше?), пытаясь извлечь из памяти хоть одну живую картинку. Этой дорогой я ходила на городской пляж и возвращалась еще больше загоревшая и уставшая, шаркая ногами по горячему асфальту. Однако узнать мне удалось только Главпочтамт — все другое путалось. Бабушка и дедушка жили на улице Доспат, одной из тех улиц, которые сворачивали налево. Еще раньше у них был дом с садом, рядом с озером. В том доме прошли мамино детство и ранняя молодость. На озере была железнодорожная станция, «spirka», где работал мой дед. Мама вспоминала ее с особой нежностью. Летними вечерами там собирались соседские ребятишки. «На станции мы собирались по вечерам, когда все поезда пройдут…» Я запомнила эту фразу — «по вечерам, когда все поезда пройдут», — ее она, должно быть, повторяла. Завладев фразой, я по своему вкусу раскрасила то, что она прикрывала. Сумерки, светлячки, затихшая станция, теплые рельсы, которые светятся в темноте, кваканье лягушек, луна в небе — и молодое, взволнованно бьющееся, полное сил сердце моей мамы…
Сейчас я спрашивала себя, как это так, что мы, хотя много раз приезжали к бабушке и деду, ни разу не сходили посмотреть на эту старую железнодорожную станцию и их бывший дом?! Когда дед ушел на пенсию, они с бабушкой переселились в школу, где работали смотрителями. И жили теперь в маленьком домике во дворе.
Домик имел всего две комнаты, зато двор был огромным, и одна его часть была прикрыта навесом, так что летом жизнь в основном протекала на улице, даже если шел дождь. Школа летом стояла пустой, места было вдоволь.
Я нашла школу. Ворота во двор были закрыты. Глухую, как стена, ограду я не помнила — должно быть, ее поставили позже. Я помнила железную ограду, решетку. Ворота были выкрашены неприятной зеленой краской. На воротах было черными буквами написано «Kotelno», котельная. Я нажала на ручку. Закрыто. Я забеспокоилась. Во мне поднималась хорошо знакомая паника, чувство, которое иногда охватывает меня, когда я откуда-нибудь не могу выйти. Я стояла перед воротами как загипнотизированная. Все было таким маленьким! Крыша домика, прилепившегося к стене-ограде, была ветхой, стена с внешней стороны порядком потрескалась, в нижней ее части расползлось влажное пятно. А двор, тот просторный солнечный двор с большим куском голубого неба над ним, как же он сжался! Как только мы все здесь помещались тогда? Папа, мама, брат и я? Может быть, бабушка с дедом во время наших летних приездов спали у своих друзей в домике напротив? Или в школьном классе, на импровизированных лежаках?
Когда-то живописную улицу с маленькими домиками и садами теперь я не узнавала. Улица превратилась в одну большую стройплощадку, повсюду поднимались новые жилые дома. Я обошла школу, нашла главный вход, вошла, в коридоре столкнулась с мужчиной и двумя женщинами. Я объяснила им, что хотела бы посмотреть на двор, в который пыталась войти с улицы, но там закрыто.
— Зачем вам понадобился двор? — спросил мужчина.
— Там когда-то давно жили мои дед и бабушка.
— Туда нельзя. Там котельная.
— Я бы хотела только на минутку зайти во двор.
— Извините, там нет никакого двора! Там нет ничего! Там котельная. И, насколько мне известно, она была там всегда.
Женщины утвердительно кивали головами, справа налево, по-болгарски.
Я вышла из школы и вернулась к зеленым воротам. Они стояли у меня на пути, как забытый пароль. «Если бы я могла хоть чуть-чуть приоткрыть их, — думала я, — то я бы все вспомнила». Кое-что всплывало: динамичная фигура бабушки, которая постоянно была чем-то занята, готовила еду, убиралась, стирала, гладила, и статичная фигура деда, сидевшего за столом и курившего. Все остальное мутно смешивалось в котельной за зелеными воротами.