— Люблю, — ответил он, подумав, что любил бы ее куда сильнее, будь у него одежда потеплее… ну и санки, пожалуй.
— Хорошо, — сказала Она, отпуская его и натягивая вожжи. Оказывается, кони успели вернуться на площадь, где никто не замечал прекрасных саней. — Я думаю, я еще вернусь сюда.
— Когда? — не удержался мальчик.
— На будущий год, зимой! — рассмеялась Она. — А теперь мне пора дальше, я и так задержалась слишком сильно…
— И я смогу вас увидеть?
— Говори мне «ты», — сказала Она. — Сможешь, конечно. Я стану заглядывать сюда, на площадь.
— А рассказывать о… о тебе… — с трудом выговорил мальчик. — Нельзя?
— Думаешь, кто-то поверит тебе?
— Нет. Конечно, нет, — он вздохнул, выбираясь из саней. Сразу стало холодно.
— Тогда зачем рассказывать? — Она склонилась к нему так близко, что мальчик мог заглянуть Ей в глаза, в их льдистую изменчивость. — Пусть это будет наш с тобой секрет. Я думаю, ты умеешь хранить секреты…
— Умею, — уверенно сказал он.
— Что ж, тогда прощай — до будущей зимы! — Она подстегнула коней, и на ходу уже, обернувшись, крикнула: — Ты не сказал мне, как тебя зовут!
— Кай! — ответил он, надеясь, что Она расслышала. — Меня зовут Кай!
— А ну, марш с дороги, — отпихнул его какой-то горожанин. — Что вопишь во все горло?
Волшебство рассеялось. Рядом с Ней он тоже был невидим, а теперь нужно было возвращаться домой — мороз всё крепчал, — помогать по хозяйству…
Ему было тогда десять лет.
* * *Следующая зима выдалась бесснежной, и виды на урожай обсуждали с кислыми минами, не иначе. Поговаривали, если снега так и не будет, померзнут озимые, то вздорожает зерно, а тогда…
Снег выпал в одну ночь, округу завалило так, что не враз расчистили дороги. И это был не легкий снежок, что растает поутру, он лег надежно и продолжал идти ночами, и люди подтапливали печи, прислушиваясь к завыванию вьюги.
Кай сидел на подоконнике, простуженный, и вглядывался в темноту за окном, тщась рассмотреть в метели белые конские гривы. Это ведь Она привела снеговые тучи, думал он. Она будет на площади, как в тот раз, и если он не придет, то больше не увидит ее. А как прийти, если ему настрого запрещено высовываться на улицу? Для верности мать еще спрятала его верхнюю одежду, зная, что за последний год на среднего сына какой-то стих нашел: вечно норовит удрать на улицу, а раньше был такой тихий, домашний! Правда, друзей у него и теперь не завелось, но всё же…
Надо пойти, подумал Кай. Днем не убежишь: мать вечно толчется внизу, мимо нее даже к двери не проскочишь, да и соседи увидеть могут. Нет, лучше идти сейчас, вдруг Она где-то поблизости и заметит его? А нет, всегда можно вернуться! Вот только в чем выйти? Если прямо так — он замерзнет вмиг!
Решение пришло быстро: конечно, его одежда, которую мать передала младшему брату! Немного маловата, но еще налезет, пускай даже рукава коротки… С башмаками было хуже, придется взять отцовские. Напихать внутрь соломы, чтобы не сваливались, и сойдет.
И хорошо, что старший брат устроился подмастерьем и дома появляется только раз в неделю, когда хозяин отпускает! Ночуй он здесь, ничего бы из этой затеи не вышло… А младший спит, как сурок, его из пушек не разбудишь!
Оставалось потихоньку спуститься вниз, бесшумно одеться и прокрасться к задней двери…
Ледяной ветер с такой силой ударил Кая в грудь, что он невольно попятился, а потом и закашлялся, когда горсть колючего снега угодила ему в рот.
И куда теперь идти? На площадь? В такой буран он и улицу-то не перейдет, его попросту унесет! А идти нужно далеко, а холод пробирает до костей… Но не возвращаться же теперь!
На мгновение ему в голову пришло, что этак поутру его найдут в сугробе, как недавно нищую девочку, что продавала на углу спички, но Кай эту мысль отогнал. Ему уже одиннадцать, и что же, он не сумеет добраться до площади? Еще чего! Вот если бы только башмаки не сваливались поминутно, идти было бы куда легче… Ай, ну вот, опять куда-то упрыгал, ищи его теперь в снегу! Надо было веревками привязать, что ли?
Кай и не знал, сколько времени шел, потом понял, что добрался еще только до конца улицы, где стоял Хромоногий домишко, и снова приуныл. Возвращаться, однако не стал, стиснул зубы и пошел дальше.
Ветер так выл, так стучал в ставни и по черепице, скрипел жестяными вывесками и водосточными желобами, что Каю сперва подумалось, будто перезвон колокольчиков ему мерещится. Но нет, звон приближался, и вот уже из круговерти метели, едва не сшибив мальчика, вылетели белые кони, замерли, выдыхая пар.