Теперь ей хотелось как можно скорее убраться отсюда. Вспомнив, какой откровенной яростью сверкали глаза незнакомца, она резко газанула — пожалуй, слишком резко. Машина ожила и двинулась вперед. Только не заглохни, взмолилась Кристина. Колеса развернулись, и она осторожно нажала на газ. К Роджеру и Сью — и как можно скорее!
Кристина сожалела, что не сообщила им, что приедет именно сегодня, но, не зная точно свои планы на конец недели, она по привычке побоялась обеспокоить их: а вдруг да поездка сорвется!
Теперь, без сомнения, побеспокоила бы. Если с ней что-то случится, они бы обязательно догадались, что с Кристиной произошла какая-то беда в пути, и немедленно оповестили бы об этом полицию…
Если здесь вообще есть полиция!
Ну, разумеется, есть, успокаивала себя Кристина. Патрули на больших дорогах держат под наблюдением все без исключения прилегающие пути, и помнится, на одном из дней рождения Роджера она познакомилась с милым стариком-шерифом с большущими бакенбардами. Да, много бы она дала за то, чтобы повстречаться с ним сейчас.
Колеса автомобиля начали пробуксовывать на большой ледяной проплешине…
— Нет! — закричала Кристина, чувствуя, как ее сносит в сторону от дороги. — Нет, не надо, только не это!
Вцепившись в руль, она делала все, чтобы удержаться на шоссе, но, несмотря на ее усилия, несмотря на протектор с шипами, «чироки» продолжал скользить в сторону. Последовал удар о глыбу льда, и все было кончено. Машину закружило, и как отчаянно ни хотелось Кристине затормозить, она понимала, что от этого будет еще хуже. Видимость из салона почти отсутствовала. Снег, казалось, валил сплошной белой стеной, и сугробы по обе стороны автомобиля своей неестественной громадой напоминали о непостижимом, походя на вечный путь к Северному полюсу в волшебную страну Санта-Клауса.
Машина за одно мгновение превратилась в бесполезную груду железа.
— Нет, только не это, сатана проклятый! — разразилась бранью Кристина.
Но лучше от этих слов не стало. «Чироки» по самые окна увяз в высоченном сугробе, а стекла тут же застлало белым снежным одеялом.
Испуганная, оглушенная страхом, Кристина смотрела широко открытыми глазами в беспросветную белизну, окружающую ее. Мотор автомобиля издал стонущий звук, словно вымаливая прощения у хозяйки, и заглох.
Кристина пронзительно закричала. Как посмела эта машина вытворять подобное! Ведь ее хозяйка была так заботлива, так пунктуальна, стремясь аккуратно соблюдать все писаные и неписаные меры предосторожности.
И вот проклятая машина, несмотря ни на что, предала Кристину.
— Учти, мое терпение не беспредельно! — предупредила она автомобиль и снова крутила ключ зажигания туда-обратно. Что бы там ни было, из сугроба нужно выбраться.
Кристина почувствовала, что начинает замерзать. У машины великолепная система обогрева, но работает она лишь в том случае, если машина на ходу.
Мотор чихнул, и Кристина возблагодарила машину за то, что та проявила чуткость к ее бедам. Но когда шипенье продолжилось, а мотор по-прежнему не желал заводиться, Кристина снова начала браниться:
— Ты завелась от руки этого стопроцентного маньяка, а теперь не желаешь заводиться, когда это нужно мне? Какая же ты предательница после этого!
«Чироки» не отвечал.
Кристина повернула ключ еще раз — безуспешно. С внезапной яростью она швырнула его на соседнее сиденье. Ей пришла в голову мысль, что в этом злосчастном месте, захваченная пургой, она, возможно, и умрет. Кристина содрогнулась. Здесь такая тихая заводь, что власти штата Массачусетс могут спокойно махнуть рукой на это затерянное в глуши шоссе.
До дома двоюродного брата оставалось не меньше двадцати миль, местность совершенно незнакомая, и даже в тех немногих городишках, которые редко-редко попадались ей по пути, население едва дотягивало до двухсот-трехсот человек.
Она здесь совершенно одна.
И тот маньяк.
Да, тот маньяк. Кристина оглянулась. Сквозь просветы в снежном одеяле на стекле ей были видны высоченные сугробы и падающий снег, больше ничего: но в любом случае далеко она не могла уехать. Дом маньяка позади, примерно в той стороне. В нем уж, конечно, тепло, и в другую погоду она мигом дошла бы до него.
Но снег валил, как никогда, а завывание ветра сделалось совершенно нестерпимым.
— Ах, проклятье! — причитала, качая головой, Кристина.
В ответ ветер взвыл с новой силой. Ослепительно белое снежное одеяло накрыло автомобиль и все безбрежное пространство вокруг.
Кристина поняла, что еще несколько минут — и помощь будет ждать бесполезно — просто потому, что ярко-красный «чироки» окажется похороненным в снегах.
А ей — ей останется лишь медленно замерзать: сначала онемеют пальцы, потом отмерзнут руки и ноги, а заодно, маленький нос. А затем наступит самое страшное — переохлаждение. Гипотермия, выражаясь научно. Благодаря работе над статьей о той давней снежной буре, Кристина знала до мельчайших деталей, какова будет ее смерть.
В конце концов, это почти не больно… Кристина дала волю воображению, и в самый разгар не в меру разыгравшейся фантазии жизненный инстинкт заставил ее опомниться.
— О Господи, что это со мной? — прошептала она.
Оставаться в автомобиле больше нельзя ни секунды — это означало бы похоронить себя заживо. Нужно выйти из машины и добраться до дома, какой бы мерзкий хозяин в нем ни обитал.
Но в том-то и дело, что если бы просто мерзкий. Он же сумасшедший, подумала Кристина.
Нажав на дверцу, Кристина обнаружила, что сугроб снаружи еще больше вырос и теперь доставал до автомобильного стекла. Охваченная ужасом, она толкала и толкала дверь, пока снег не спрессовался, и в открывшуюся щель можно было, изловчившись, выползти.
Стоило ей оказаться снаружи, как ноги увязли в сугробе. Хлопья снега обжигали холодом лицо, застилали глаза, и все же далеко-далеко она увидела огни дома. Они казались невероятно далекими, такими далекими, что ей до них никогда не добраться. Но я должна дойти, сказала она себе, и, наклонив голову, спасаясь от пурги, она стала пробираться к дороге, скользя, оступаясь и падая в мокрый снег, снова с усилием вставая на ноги, невзирая на порывы ветра, сносившие ее назад, но она упорно шла, сжимая руки на груди и пряча глаза от слепящих снежных хлопьев.
Казалось, протекла целая вечность, а она всего-то сделала несколько десятков шагов. Ног Кристина уже почти не чувствовала — и это несмотря на кожаные сапоги с теплыми шерстяными носками. А уж руки… Руки, казалось, заканчивались на локте. И носа она вообще не чувствовала.
Но ей во что бы то ни стало необходимо добраться до жилья.
Как он там сказал? Скорее он даст ей замерзнуть у порога дома, чем пустить ее внутрь.
— Кому после этого захочется, черт побери, жить рядом с тобой! — прокричала она навстречу ветру.
Душевнобольной, в этом сомнения нет!
Но что бы она там о нем ни думала, не даст же он ей и в самом деле замерзнуть, разве не так?
Может быть, на худой конец, у него есть какой-нибудь теплый сарай, где она нашла бы убежище от пурги? Она попытается его вразумить, пообещает, что ни на шаг к нему не подойдет, слова ему не скажет.
Но он был такой неистовый, такой жестокий!..
Если так, может быть, лучше умереть в снегу?
Не будь трусихой, убеждала себя Кристина.
Дом можно было видеть — справа, вверху. Видеть его очертания, даже различать отдельные архитектурные украшения. Видеть светящиеся окна.
Как-то незаметно Кристина обнаружила, что уже подошла к подъездному пути, вьющемуся по холму. Со вздохом облегчения она повернула на дорожку.
В доме — огонь. Яркий, пылающий, бросающий вызов разгулявшейся стихии.
Кристина попыталась прибавить шагу, отчаянно стремясь к этому теплу, снова упала в сугроб, с трудом поднялась, онемевшими пальцами дотронулась до щеки — и не почувствовала ее. И пальцев тоже не почувствовала. Запорошенная вьюгой, извалявшаяся в снегу, она сейчас, вероятно, напоминала большого неуклюжего снеговика.
В следующий момент, словно в полусне она увидела открывающуюся дверь. Дверь гаража, догадалась она.