— Сойдемся на этом, — сказал он. — А ты кто такая? Ты можешь сказать, где ты?.. А-а, черт!
Из-под искореженного капота повалили клубы не то дыма, не то пара.
— Скорее убираемся отсюда! Похоже, мы горим.
— Горим? Огонь! Какое замечательно теплое слово!
Феликс торопливо похлопал ее по щеке.
— Пошевеливайся, Гвендолин. Вылезай, слышишь?
Ее отрешенность как ветром сдуло.
— Эй! — Она поймала его за руку. — Мама всегда говорила мне, чтобы я не позволяла так непочтительно обращаться с собой!
— Ну, быстрей же! — почти простонал Феликс. — Выбирайся из машины!
— А куда мы пойдем?
— Хоть к черту на рога, лишь бы подальше отсюда Я не знаю, что случилось, то ли пробит радиатор, то ли поврежден бензопровод, но в любом случае мы либо замерзнем, либо взлетим на воздух. Придется возвращаться в банк — он в половине квартала отсюда. Ты в состоянии идти?
— Да.
— Не оставляй ничего — и вперед! — скомандовал Феликс Миллингтон, подхватывая с заднего сиденья кожаный кейс.
Подняв с пола сумочку и магнитофон, Гвендолин попыталась выйти, но дверцу заклинило. Пришлось вылезать вслед за своим спутником.
Свет от карманного фонаря не пробивался сквозь снежную пелену. Феликс спрятал фонарик в карман, отобрал у Гвендолин магнитофон, а кейс перебросил в правую руку.
— Нам туда! — прокричал он сквозь метель и, взяв молодую женщину под руку, поволок прочь от искореженной машины.
Они с трудом пробирались по улице. Ледяной шквальный ветер налетал на них, казалось, со всех сторон одновременно, снег доходил до колен.
Наклонившись к Гвендолин, Феликс прокричал ей в самое ухо:
— Мы почти у цели!
Не давая друг другу упасть, они продолжили изнурительную прогулку. Гвендолин двигалась скорее по инерции. Ноги, увязавшие в сугробах, отчаянно ныли, в голове царила пустота, перед глазами — бесконечная навязчивая белизна. Если бы не сильная рука, волочившая ее вперед, она бы давно с облегчением и радостью упала лицом в эту белизну.
— Вот мы и пришли! — раздался у самого ее уха возглас.
Гвендолин подняла голову и попыталась понять, куда же они пришли. Впереди смутно вырисовывалась темная тень здания с колоннадой.
Банк, с облегчением подумала Гвендолин и, когда Феликс потянул ее в другую сторону, стала отчаянно сопротивляться. Недолгий поединок завершился тем, что оба упали в огромный сугроб.
— Но мы же уже пришли! Нам туда! — едва разлепив окоченевшие губы, воскликнула Гвендолин.
— Нет, — тяжело дыша, ответил Феликс, мотая белой от снега головой. — Нам направо, к служебному входу. Встали и пошли!
Он с трудом поднялся и помог встать ей. Ноги отваливались от холода, последние десять шагов показались Гвендолин самыми длинными и мучительными за всю ее жизнь.
Когда они достигли спасительного козырька над проходом к автостоянке у банка, шквалистый ветер сразу как будто поутих.
— А теперь к лифту, — проговорил Феликс.
Покрасневшей от холода рукой он полез в карман пальто. Непослушными пальцами долго искал неуловимый ключ, затем еще дольше пытался вставить его в замочную скважину и в конце концов, уронил на пол.
Феликс огорченно покачал головой и подышал на руки.
— Почему ты не позвонишь охраннику? — спросила Гвендолин, все еще тяжело дыша после перехода.
— Нет охранников. Есть одна электроника. Надежнее и дешевле — по крайней мере, так нам казалось.
Он потер окоченевшие пальцы и с отчаянием взглянул на свои руки.
— Может быть, попробуешь ты? — спросил Феликс с надеждой. — Сначала круглый ключ, потом плоский, с коричневой пластиковой карточкой.
Гвендолин попробовала — и черные двери лифта открылись. Из последних сил они ввалились в кабину и в изнеможении рухнули на пол.
— С тобой все в порядке? — не открывая глаз, спросил молодую женщину второй вице-президент банка.
— А с тобой?
Феликс Миллингтон невольно засмеялся.
— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
— А ты?
Гвендолин уселась, упершись спиной в дубовую панель.
— Как руки? — спросила она, увидев, что Феликс снова принялся дышать на них.
— Понемногу отходят. Когда эта метель кончится, я перво-наперво куплю себе перчатки.
— Это хорошо. А как ноги?
— Ноги?
Голубые глаза уставились на нее и непонимающе моргнули.
— Мои, например, как ледышки, хоть и в меховых сапогах, — пояснила Гвендолин и на четвереньках подползла к нему. — Ты их чувствуешь?
— Чувствую, болят жутко.
— Это хороший признак.
Он проследил, как Гвендолин снимает с него лакированные ботинки, стягивает носки и, сняв перчатки, начинает растирать ступни.