– по 5 000 фунтов – няне Оскара Миранде и дворецкому Эндрю, за верную службу.
– по 10 000 фунтов – кухарке Марии и горничной Агате за верную службу.
– капитал в 800 000 фунтов разделить на две части. Половину – на благотворительный фонд детей-сирот Лондона. Оставшуюся половину разделить между членами моей семьи: Джеймсом, Робертом…»
На этом документ заканчивался. Подписи на нем не было. Лорд Генри не успел закончить и подписать свое новое завещание, когда коварная смерть настигла его ударом в спину.
Елена и Роберт озадаченно посмотрели друг на друга, но не успели произнести ни слова. В комнату вбежал запыхавшийся и раскрасневшийся от напряжения дворецкий Эндрю.
– Телефон, – отдышавшись, сказал он, вытирая пот со лба, – он не работает. Связи нет. Скорее всего, ветер порвал провода, и я не смог никуда дозвониться. Надо пойти на улицу и посмотреть, что с проводами, но мне нужна помощь. Одному мне не справиться.
– Что ты говоришь? Нет связи? – послышался встревоженный голос вернувшегося Николаса. Он был не робкого десятка, но уже и ему стало не по себе. Дело принимало серьезный оборот, как в настоящем триллере, когда в доме труп и нет связи с внешним миром.
– Линде уже легче, она спит, а леди Ребекка так и не пришла в себя, похоже, она впала в кому от пережитого шока, я сделал ей укол, со временем должно помочь, – сказал вошедший вместе с Эдвардом в комнату доктор. – Мария и Агата будут дежурить с женщинами по очереди, оказывая им посильную помощь. Надеюсь, обе скоро поправятся. Предлагаю спуститься в гостиную и обсудить, что нам делать дальше.
Предложение было разумным, и вся компания перешла в гостиную. В комнате было уже холодно, и Эндрю поспешил разжечь камин, вокруг которого все расположились. Эдварда трясло – то ли от холода, то ли от страха. Он выглядел, как котенок, которого только что окунули в воду с головой, и никак не мог успокоиться, попросил Эндрю принести виски покрепче. От виски не отказались также и все остальные мужчины.
Несколько минут все напряженно молчали, всматривались в яркие всполохи разгорающегося в камине огня и медленно осознавали, что в доме произошло убийство человека, которого они давно знали и любили или ненавидели каждый по-своему, и что их внутренний душевный мир уже никогда не будет прежним.
Затянувшуюся тишину первым осмелился нарушить Эндрю.
– Я пытался дозвониться в полицию, но телефон…Он не работает. Провода…Надо посмотреть…
– Да, конечно, – очнулся от тяжких раздумий доктор Альберт, – Елена, мне бы не хотелось оставлять Вас сейчас одну. Раньше я любил этот дом, но сейчас мне кажется, что в нем бродит зло, и пока мы с этим не разберемся, оставаться в одиночку небезопасно. Мы с Эндрю, Робертом и Эдвардом должны сейчас пойти на улицу и проверить, что там с этими проводами. Николас, побудьте с Еленой здесь, мы скоро вернемся.
Мужчины надели на себя всю теплую одежду, что нашлась в обширной гардеробной замка, замотались в теплые шарфы с ног до головы и вышли в кромешный снежный ад.
Елена внимательно смотрела на огонь в камине и пыталась привести мысли в порядок. Ее бледные обычно черты лица разгорелись сейчас от внутреннего напряжения. Глаза горели ярче обычного, казалось, в них зарождалась решимость. Елена до сих пор все еще думала, что ее родители погибли не случайно. И любое близкое столкновение с насильственной смертью вызывало в ней подлинную ярость и злость. Зло должно быть обнаружено и наказано. И она, Елена Воронцова, рожденная в далеком заснеженном Санкт-Петербурге, сделает для этого все возможное. В эти мгновения Елена была невыносимо прекрасна.
Николас задумчиво разглядывал ее сквозь лед в бокале и не смел пошевелиться. Оглушенный недоступной красотой, он не мог отвести взгляда от прекрасного лица, и его сердце в который раз болезненно сжималось от мыслей, что эта женщина никогда не будет с ним, он не узнает жара ее тела и вкус ее губ, никогда вгибы его локтей не будут помнить ее запах…
– Нет, она не убивала своего мужа. Это невозможно. Я твердо убеждена, что она не делала этого. Николас, Вы сами слышали этот крик. Убийца, только что прикончивший свою жертву, никогда не будет кричать так, как кричала леди Ребекка. Даже если убийца действовал в состоянии аффекта и потом осознал, что произошло непоправимое, скорее всего, его мозг на самом глубинном уровне подсознания выдаст первейший из животных инстинктов сигнал – не выдавать себя, исчезнуть, спрятаться с места преступления, скрыться от возмездия. Напротив – если убийца в момент преступления и после остается в невменяемом состоянии, его крик может быть криком безумца, достигшего своей цели, воплем сумасшедшего, не имеющий ничего общего со звуками, которые способен издавать разумный человек. Николас, Вы меня вообще слушаете? – спросила Елена, глядя в упор на блуждающего в своих мечтаниях мужчину.