– Я согласна с Вами, – ответила Елена. – Расследование должно быть максимально беспристрастным. Мы должны провести дознание и между нами, если вы не против.
– Это разумно и честно, – сказал Николас. – Будем записывать все без исключения факты, а потом проведем анализ, что получится.
– Я готов быть первым, спрашивайте, – холодно отозвался доктор Альберт. – Мне нечего скрывать от вас. Елена, Вы будете записывать?
– Нет, я сделаю записи чуть позже. Пока просто поговорим открыто. Ведь мы не в полиции, в конце концов, и я не инспектор, чтобы стенографировать допросы подозреваемых. У меня хорошая память, и я запишу картину происходящего ретроспективно после опроса всех присутствующих в доме. Поверьте, мне так будет легче сосредоточиться на деталях – интонациях, движении губ и глаз, мимике и жестах. По моему опыту, это зачастую несет интересную информацию в дополнение к сказанным словам. Просто расскажите нам, какие у Вас с лордом Генри были отношения в последнее время, не заметили ли Вы что-нибудь странное и необычное в его поведении?
Доктор Альберт степенно поднялся с кресла, подошел поближе к огню и, глядя задумчиво на языки пламени, рассказал о том, что в последние годы они немного отдалились друг от друга. После смерти жены доктор стал более замкнутым в себе. Охота, скачки и бильярд в кругу друзей стали более редкими для него явлениями. Кроме того, при каждой встрече лорд Генри приставал к нему с темой новой женитьбы, что сильно раздражало и докучало доктору. Конечно, они оставались хорошими друзьями, но уже не такими близкими родственными душами, как много лет назад.
– Если вы отдалились друг от друга, то с чего Вы уверены, что он может включить Вас в свое завещание? – спросил Николас.
– Потому что я знаю, завещание было написано как раз много лет назад, когда он говорил мне, что я самый близкий и дорогой ему человек после жены. Отношения с сыном и дочерью в те годы были напряженными. Джеймс не оправдывал его надежд в бизнесе, откровенно ленился развивать начатое отцом дело. А Анна…Ну вы и сами знаете, что там было…Грустная история…Так что, как видите, мотив у меня был, – горько усмехнулся он. – Только я этого не делал. Я любил Генри. Мы редко виделись в последнее время, но он всегда был моим самым близким другом.
Елена подошла к камину и сочувственно коснулась рукой плеча доктора. Он вздрогнул и с трудом оторвал полный горечи взгляд от огня.
– Милый доктор, ну что Вы…Вас никто не обвиняет. Мы только начали собирать информацию. Будет нелегко, но Вы же мужественный человек. Вспомните как можно более подробно о вчерашнем вечере – в период убийства – с десяти до одиннадцати вечера – любые детали могут оказаться нам полезными.
Доктор устало прикрыл глаза и мысленно вернулся в тот злополучный час, когда кто-то лишил жизни его друга.
Успокаивающий треск поленьев…Запах кедра…Кедровые поленья…Генри особенно любил именно кедровые поленья в Клубной комнате. Запах кедра прекрасно сочетался с тонким ароматом благородного выдержанного виски. Блики теплого янтаря в бокале…Изумительный, переливающийся разными оттенками янтарь…Дым сигар…Чуть сладковатых гавайских сигар, расслабляющий вкус солнечных гавайских пляжей и ласкового соленого ветра. Да, сигары были чудесны. Доктор как раз получил в подарок от Николаса новенькую восхитительную деревянную коробочку и с великим удовольствием распечатал ее в самом начале шахматной партии с Николасом. Это было без пятнадцати десять. Он точно помнит время, потому что он как раз достал первую сигару и сладко затянулся, даже зажмурился от удовольствия, и ровно в эту минуту раздался мелодичный звон напольных часов, такой не уместный на гавайском побережье. Тогда он открыл глаза, посмотрел на часы и предложил Николасу партию в шахматы.
Минут двадцать, по его ощущениям времени, они разыгрывали партию, и, на удивление, доктор легко выигрывал у Николаса – одного из лучших игроков в Лондоне. Определенно, доктору было хорошо – сладкий дым сигары, терпкий вкус виски и легкий азарт оттого, как ему везет в игре – настроение, как он помнит, было приподнятым.