«Ей-Богу, это должно быть Роберт. Бедный мистер Роберт, так и не смог простить лорда Генри за то, как он обошелся с несчастной Анной…И вообще – что он делал около одиннадцати ночи на улице, рассеянно прогуливаясь под кухонными окнами? Или это был не он…Проклятое зрение…Слепые мои глаза…Надо было слушаться лорда Генри и купить уже себе эти очки. А может это был не он…Ведь и Эдвард такого же роста и телосложения. Странно все это. Однако об этом мне лучше пока помалкивать, ведь я ни в чем не уверен…», – растерянно размышлял Эндрю, в пятый раз механически вытирая вымытую после завтрака посуду.
– Мария, Эндрю, не угостите ли чаем? – мягко спросила Елена. – Мы основательно промерзли в кабинете лорда Генри.
– Конечно, мои дорогие! – Мария засуетилась с чаем, она была рада отвлечься от угнетающих ее мыслей и быть полезной. – И вот пирожки еще возьмите. Правда, они вчерашние. Вы уж не обижайтесь. Приходится экономить…Сегодня утром должны были привезти свежее молоко, масло и яйца. Но погода нам все испортила. Я вот затеялась шоколадный торт испечь, а теперь думаю – достаточно ли масла…Ну, сделаю тортик поменьше – лишь бы всем господам по кусочку хватило, а мы как-нибудь перебьемся.
Николас на этот раз не возражал против обжигающего классического крепкого и бодрящего английского чая. Как раз то, что нужно, чтобы быть в тонусе, как лекарство.
– Позвольте мне, – любезно сказал он и, подхватив поднос с дымящимися чашками и рождественскими, все еще вкусными и хрустящими пирожками, бодро отправился обратно в малую гостиную.
– Николас, а что Вы думаете об этом деле? – спросила Елена, уютно устроившись в глубоком кресле с чашкой в руках. – На мой взгляд, у Вас меньше, чем у других, мотивов. Вы ведь не были близкими друзьями с лордом Эшли. Я не думаю, что Вы были в первой десятке претендентов на его наследство.
Николас немного занервничал. Ему еще не приходилось попадать в такую неловкую ситуацию – быть в роли подозреваемого. Эта поразительная женщина задевала его своей холодной невозмутимостью и обжигающе равнодушным тоном. В ее голосе звучала явная насмешка. Даже к доктору Альберту, который ей в отцы годился, она обращалась с большим участием и теплотой.
– Однажды я позавидовал его новенькому набору клюшек для гольфа. Позолоченные ручки, ручная резьба по дереву и хромированная сталь. Роскошная вещица. Помню он тогда посмеялся и сказал: «Николас, мальчик мой. Так и быть, я завещаю тебе эти клюшки, если будешь себя вести хорошо и приглядишь за Эдвардом. Он только к тебе прислушивается, тяжелый у него характер, весь в мать…», – ответил Николас, сам того не замечая, что его голос прозвучал немного резковато. – Я вел себя хорошо, прилежно приглядывал за Эдвардом. Лорд Эшли мертв, и я надеюсь получить эти шикарные клюшки. Чем не мотив?
– Николас, уймись. Нет, тебе точно нельзя Эрл Грей. Он слишком тебя бодрит, – остепенил его доктор Альберт.
– Извините, погорячился, – сказал Николас. – Ну что сказать, мне жаль лорда Генри, но у меня нет никаких предположений, кто мог это сделать. Что касается меня, то вы уже все знаете. Мы играли в шахматы, потом я вышел заварить чай и вернулся через пятнадцать-двадцать минут.
– Кто-нибудь видел Вас за это время? Может, кто-то заходил на кухню, или Вы кого-то встретили в коридоре? – довольно сухо спросила Елена.
– На кухню никто не заходил. В коридоре никого не было. Ах, да…Когда я выходил из кухни в Клубную комнату с подносом чая, я видел мельком горничную, ну эту милую, застенчивую девушку – как ее…Агата? Она возилась с портьерами на двери в музыкальный салон, кажется, стряхивала с них пыль специальной пушистой щеточкой. Она была такой маленькой и смешной, совсем беспомощной, тянулась на цыпочках, чтобы достать повыше. Мне стало жаль ее. Я спросил, не помочь ли ей. Она ужасно испугалась и мгновенно исчезла, спрятавшись за портьеру, пробормотав: «Нет, мистер, ну что Вы, простите меня, пожалуйста…». Точно не помню, но что-то в этом роде. Я усмехнулся и пошел дальше. Больше я никого не видел.
– Все понятно, потом к Вам присоединились я и леди Ребекка. Кстати, я помню Ваш чай, мне очень понравился, – сказала Елена потеплевшим голосом. – Что-нибудь еще? Может, Вы, Николас, заметили что-то странное в этот вечер?