— Мы больше не «швейная мастерская», — заявил Макс в тот день, когда мы с Еленой дошили десятое свадебное платье.
Он обвел взглядом помещение, некогда сугубо мужское: лоскуты тонких, прелестных тканей внезапными всплесками света цвели в каждом углу. Поплин, лен и костюмные ткани в полоску соседствовали с прозрачными материями, которые струились ручьями талого снега, собираясь в мерцающие озерца.
— Да перестань, — возразила Елена. — Как были швейной мастерской, так ею и останемся. — Она потянулась к мужу и примирительно чмокнула в морщинистую щеку.
— Но мы уже не «пошив мужской одежды». Мы… — Макс, сведя брови, задумался, подбирая нужное название для того, во что превратилась любезная его сердцу мастерская. — Мы теперь еще и дамское ателье!
Елена покачала головой:
— Не просто дамское ателье, а ателье свадебных нарядов.
— Ателье для новобрачных! — предложила я.
Макс делано наморщил нос, вскинул руки:
— Женщины! Сдаюсь, сдаюсь! — И, качая головой, вышел из гаража, но я успела заметить, как он прячет улыбку.
— Ничего, — подмигнула мне Елена. — От уязвленной гордости еще никто не умирал. А нам, думаю, пора дать подходящее имя этому заведению по пошиву мужских костюмов и свадебных платьев. Чтоб люди знали.
— «Эдем»! — не задумываясь, выпалила я.
— «Эдем»?
— Ну, понимаете, — забормотала я, — это же самое лучшее место. Счастливое и неведомое. И у всех чудесное будущее впереди… — Я смущенно умолкла.
Елена медленно кивнула, я буквально видела, как отражаются в темно-карих глазах ее мысли.
— «Ателье Эдем. Индивидуальный пошив»! Чтоб было местечко для одного-двух платьиц посреди моря костюмов. По-моему, подействует.
Конечно, должно было подействовать. Всем время от времени нужно напоминать о месте, где у каждого есть надежда. Всем нужен кусочек рая.
Особенно тем, чья жизнь очень от этого далека.
Слава модного заведения настигла «Ателье Эдем», когда эвертонская молодежь, окончив школу, покинула родной городок и разлетелась по всей стране. Уроженцы Эвертона, осевшие в Лос-Анджелесе, в Чикаго, в Нью-Йорке и еще дальше, рано или поздно встречали того единственного или единственную и вспоминали про двух стариков в полузабытом городишке, которые шили первоклассные костюмы и свадебные платья. Стали поступать заказы на дорогие туалеты из шелкового атласа и итальянского шелка. Заказы сопровождались строгим предписанием: «Платье должно быть безукоризненным!» Что означало: «С деньгами туго».
Макс купил старую фотостудию и переоборудовал ее в чудесное ателье с примерочной, трельяжем о пяти створках и полуметровой подставкой к нему — очень удобно снимать мерки со знатных горожан. Но больше всего трельяж и подставка пришлись по душе невестам — они обожали охорашиваться перед зеркалами, разглядывая себя со всех сторон. В ателье не было окон, и тусклое освещение скрадывало многие недостатки. Когда Макс покупал это помещение, отсутствие окон представлялось серьезным минусом, но минус неожиданно обернулся плюсом: невест приводила в восторг мысль, что их бесподобный наряд останется тайной вплоть до той минуты, когда они торжественно двинутся к алтарю.
Но не одни только будущие невесты радовались тому, что «Ателье Эдем» обосновалось в полутемном, невзрачном строении в укромном уголке Эвертона. Взявшись за ручку задней двери и украдкой глянув через плечо (не смотрит ли кто?), я мысленно возблагодарила Макса за то, что в свое время он отказался от нарядного, приметного здания с окнами на исторический центр города. Сделай он тогда выбор в пользу удобного расположения и стильности, я бы ни за что не ответила согласием на его тихий крик о помощи.
Убедившись, что темный переулок позади ателье пуст, я быстро приоткрыла стальную дверь и проскользнула внутрь. За те двенадцать лет, что я уже не работала у Макса и Елены, задняя комната почти не изменилась — по-прежнему завалена коробками с диковинными адресами со всего света, а металлические перекладины вдоль двух стен тесного помещения увешаны десятками плечиков с тканями всех цветов и оттенков. Я вздохнула — так вдруг захотелось потрогать ближайший отрез органзы. Но не стоит рисковать — еще запачкаю. Я погладила прелестную ткань тыльной стороной ладони. Чудо! Словно к воде прикасаешься.