Человек на ослике приближался. Оружия при нем не было. Издали он показался Шихалиоглу знакомым.
— Товарищ Шабанзаде, они засылают к нам лазутчика.
— Пусть идет!
Они спрятали коней за скалой. Внизу метнулось какое-то животное. Шихалиоглу наклонился и увидел волка. Почувствовав недоброе, волк остановился, подобрал под себя хвост, завыл. Шихалиоглу поднял большой камень и метнул в волка. Промахнулся. Волк отскочил в сторону и вновь завыл. Указав на ущелье, откуда появился хищник, Шихалиоглу сказал:
— Вот это место и называют Адским ущельем. Видимо, тот человек едет не из Котуза, а из Карабаглара. Волк выслеживал осла, только страх перед седоком не давал ему броситься на осла.
На тропинке вскоре, выехав из-за скалы, появился мужчина. Начальник милиции вышел ему навстречу:
— Здравствуй, Сулейман!
— Здравствуй.
Сулейман сошел с осла. Виновато понурив голову, остановился перед Шихалиоглу.
— Как ты тут оказался? Ведь Кербалай клялся, что даже птица здесь не пролетит.
— Откуда он? Ты его знаешь? — спросил подошедший Шабанзаде.
— Родом из Гянджи, а живет в Веди. Друг Халила.
При слове «Халил» Сулейман еще ниже опустил голову.
— Нет больше Халила. Мы потеряли его, Шихалиоглу.
— Как это случилось?
— Когда в Веди пошли слухи о гибели Абасгулубека и Халила, отец послал меня в Карабаглар. Абасгулубека хоронили на моих глазах. Я сам обернул его в саван, совершил над ним намаз. Поминки Кербалай устроил.
— А это еще зачем?
— Не знаю. Говорил о своей вине перед Абасгулубеком, что находится в неоплатном долгу перед ним.
— Удивительная, сделка с совестью, — сказал Шабанзаде.
Шихалиоглу и Шабанзаде сели на коней, и они втроем отправились назад, в Веди.
— Где стоят их люди?
— Трудно сказать. Но мне показалось, что основной отряд находится в Котузе. Уж очень часто туда наведывается Гамло.
Они достигли Веди, когда солнце спряталось за вершинами гор. Шихалиоглу привел Сулеймана к зданию милиции. Во дворе, на оголенных ветках тутовника, чернели птичьи гнезда. Шихалиоглу слез с коня, передал поводья милиционеру. В дежурке, спиной к двери, сидел какой-то человек с огненно-рыжей головой и пил чай. Дежурный вскочил и попытался поправить складки гимнастерки на спине. Но он был горбат, и это ему не удалось. Рыжеволосый человек встал и бросился к вошедшему вместе с начальником уездной милиции; Сулейману.
— Как ты здесь очутился? — спросил он, обнимая Сулеймана.
Сулейман никак не узнавал этого человека. Где-то встречался с ним, а где не мог вспомнить.
— Я — Иман, как же ты забыл меня? Помнишь, как измывался над нами Зульфугар?
Сулейман тоже обнял его.
— Ты знаешь, какое мужество он проявил? — сказал Иман, обращаясь к Шихалиоглу, — Не будь этого моллы, нас всех перестреляли бы.
— А мы его арестовали, — улыбнулся тот.
Он прошел в соседнюю комнату, послал одного из милиционеров позвать Али, отца Сулеймана, и, отведя в сторону дежурного, прошептал:
— Пусть он побудет здесь, с Иманом. Пока еще многое не ясно.
Горбатый, со, следами оспы на лице, милиционер приложил руку не к фуражке, а к глазам.
***
Женщина поставила чемодан на пол. За столом сидел незнакомый ей человек в кожанке. Прижав к себе сумку, она некоторое время стояла на пороге. Сидевший за столом, казалось, не замечал ее. Тогда она стянула с руки перчатку и, поднеся пальцы к губам, осторожно кашлянула. Талыбов поднял голову, поправил воротник кожанки, спросил.:
— Вам кого?
— Шабанзаде. Где он?
— Я не могу сообщить этого. Зачем он вам?
— Я — его жена.
— Тогда проходите, садитесь. Через час вернется.
Женщина прошла в соседнюю комнату. Постояла посреди комнаты, глядя на царящий в ней беспорядок, вздохнула. Открыла чемодан, стала раскладывать одежду.
Талыбов не знал, как себя вести дальше. Может, встать и уйти? Он не знает эту женщину, и нехорошо оставаться с ней в одном помещении. «Какой я отсталый человек! Какое мне до нее дело? Похоже, она культурная женщина. Приехала из города. И моя семья там. Интересно, знает ли она их? Нет, спрашивать не стоит. Конечно, им неплохо. Теплая квартира, еды вдоволь...
И все же что делать? Конечно, надо уйти...»
Он встал, отодвигая стул, больно ударился локтем о сейф. Постоял в задумчивости, потирая локоть.