В его случае эти причины выражались в невозможности осуществлять мирное или ограниченное насильственное влияние. Только тотальное уничтожение. В точном соответствии заданной программе.
Изображение померкло, и перед Михаилом снова стоял Страж.
— Так эта штука во мне? — Глухо спросил Михаил.
— Да, в тебе. — Ответил Страж.
— Теперь ясно. Но неужели нельзя было сказать сразу?
— Нет. Я должен был понять, что это такое, как оно работает, с чем оно работает. Если бы знал ты, знал бы и Накопитель. И вся наша затея тогда не имела бы никакого смысла. Пару раз я хотел избавить тебя от… него и всего этого вообще, имитировав твою смерть. Первый раз — падение в ущелье, второй раз — битва в Горах. Но он не попался. Потом я хотел сделать так, чтобы смотреть твои сны не с тобой, а вместо тебя, но он тогда совсем отрезал тебя от них. В критических ситуациях Накопитель, правда, стал проявляться в твоей «реальности» (помнишь сны «наяву»), но отследить его и в таких ситуациях оказалось не так просто.
— Понятно. Но зачем, чёрт бы тебя побрал, столько деталей?
— Даже перед лицом гибели мира я остаюсь верен себе. — Страж улыбнулся. — Пока мы — я и команда тех, кого ты узнал, как Фантомов (на самом деле они — высококвалифицированные операторы, что называется «от природы») — отлавливали Накопителя и латали возникающие в нашей собственной обороне дырки, мы отработали ещё и несколько задумок. Например, проект «Salvation». Принят, но будет существенно дорабатываться. Проекты «Витязь» и «Периметр 2». Приняты. Проект «Солярная Стела». Принят. Проект «Имплантоид». Решили отказаться. Проект «Киборг». Принят. С учётом приоритета функциональности. Проект «Белый Воин». Принят. Разве мало?
— А к чему было Фантомам принимать разные знакомые мне облики? К чему было будоражить воспоминания чуть ли не из самого глубокого детства? К чему был весь этот идиотизм?
— Это не идиотизм, Михаил. У каждого человека есть воспоминания, которые он, возможно, и рад бы забыть, но не в силах. Мы, посчитав себя не вправе лишать тебя каких-либо воспоминаний в принципе, выбрали те, которые ты на самом деле хотел бы сохранить, но не так… Мы дали тебе возможность расстрелять эти воспоминания. — Страж снова улыбнулся. — Избавиться от того негатива, что с ними связан и оставить только сами воспоминания. Уже в совсем другом эмоциональном ключе.
— Спасибо за заботу. — Михаил бросил на Стража неприязненный взгляд. — А что ты там про дырки в обороне говорил?
— Да, вот дырки… Это, пожалуй, самое неприятное на настоящий момент. Дело в том, что нам всё-таки удалось выйти на «Мессию». И вот тут начались не просто проблемы, а основательные проблемы. Несмотря на схожесть наших алгоритмов, несмотря даже на то, что я, если упрощённо говорить, гораздо его умнее, я проигрываю, Михаил. Я исследовательский компьютер, а не боевой. А «Мессия» после сбоя только боевой. Его системы электронных защиты и нападения совершенны. Он побеждает. Так что не было обмана, когда мы встретились в «Замке», не лгал тебе и Роджер — я действительно поражён вирусом. И времени осталось совсем немного.
За конусом света, в темноте, возникло сотканное из света табло. 00:29:34… 00:29:33… 00:29:32…
— Это время до того, как «Мессия» окончательно сломает твою оборону?
— Да. — Ответил Страж. — При условии, что сила его натиска не изменится. Мне кажется, что не изменится — он и так на пределе, но всё возможно в этом мире. А когда он сломает мою оборону, он получит доступ ко всем ядерным запасам, управляемым электроникой.
— Апокалипсис… — Прошептал Михаил.
— Он самый. Только выживших не будет сразу. И меня не будет. «Мессия» знает о моём существовании и о моих возможностях, поэтому будет бить по Центру, пока не достигнет приемлемого для него результата. Как видишь, у нас не очень много времени на разговоры. Ты должен будешь…
— Постой…
— Что? — Страж постарался визуально передать удивление.
— Как смешно… — И Михаил действительно рассмеялся.
— Ты находишь ситуацию смешной?
— Да, нахожу. «Мессия» хочет огреть неандертальца его же дубиной. Разве не смешно? И при этом создаёт ситуацию, как в дешёвом боевичке для плебеев, зрелищ алкающих… Надо же, обратный отсчёт, нагнетание напряжения незатейливым, но эффективным приёмом…
— Послушай, Михаил, у нас нет на это времени…
— Это у тебя его нет. — Продолжал веселиться Михаил.
— То есть ты… — Изображение Стража стала почти прозрачным, конус света померк — почти все свободные ресурсы ушли на обработку неадекватной информации. — Не собираешься нам помогать?
— А чего ты ожидал, друг? Ты ведь изучил меня всего. Каждую клеточку моего тела, каждую мою мысль. Да и что мне за нужда?
— Но ты погибнешь тоже.
— И что с того? Я не считаю себя столь значимой величиной, чтобы делать для себя исключения. Ну, погибну я. Что дальше? Солнце станет проливать на Землю меньше света? Не думаю. Оно не станет проливать его меньше, сколько бы ни погибло — я один, или все вместе, чтоб не скучно было. Звёзды… останутся такими же далёкими и холодными. Да даже Луна и та будет по-прежнему смотреть на Землю своей смеющейся мордочкой, и неважно, какого цвета будет земля — цвета морей и лесов, или цвета пепла и снега. Наличие или отсутствие людей в этом мире ничего не меняет. А значит они в настоящий момент — величина если и не нулевая, то бесконечно малая. Я это признаю. Для меня это факт. Если кто не согласен — не мои проблемы.
— Но погибнет семь с половиной миллиардов человек! Ты это понимаешь?
— Прекрасно понимаю. Так что не гипнотизируй меня цифрами. И ещё я понимаю и то, что оптимальное количество населения для этой планеты — восемьсот миллионов. Может стоит дать старушке-Земле небольшой отдых и ещё один шанс? А? Как ты думаешь?
— В тебе говорит Накопитель.
— С чего ты взял?
— Мы пришли к таким же выводам про оптимальное количество населения. Но мы нигде их не публиковали. Обычный человек не мог знать такого, а вот Накопитель мог.
— И что за беда? Может я и использую кое-что из того, что он знает, раз мы теперь не разлей вода, но это не обязательно означает, что он думает за меня.
— Но погибнут и твои близкие.
— Да… жалко, пожалуй. Умрём, так это уж надолго. Соскучимся смертельно.
— Тебе это всё равно?
— Нет. И это единственное, на чём ты мог бы спекулировать. В других обстоятельствах. Я принимаю на себя эту ответственность. С горечью в душе и болью в сердце, но принимаю.
— Ради всего святого… Ты можешь объяснить своё решение?
— Технологии, Страж. Их уровень. Посмотри на историю непредвзято, включая новейшую. Люди мало чем отличаются от своего пещерного предка даже сейчас. Только дубины другие. Более смертоносные. А культура и духовность всегда плетутся в арьергарде и благополучно забываются, когда показывает своё сладкое личико выгода. А теперь мы создали тебя. Это рывок. Это скачок. И культура и духовность остались вообще где-то там, за горизонтом. Скоро ты дашь людям новые понятия о мире, новые представления о пространстве и времени. Как ты думаешь, к чему они их приспособят в первую очередь? И, вполне может статься, что используя полученные от тебя знания, люди устремятся в космос…
Памятью Накопителя я видел планеты, окружённые орбитальными орудийными башнями — чтобы никто не подошёл. Так вот, что касается людей, то здесь тоже нужны такие башни, только стволами на Землю. Чтобы не дай бог кто-нибудь с неё не взлетел. Выпустить людей таких, какие они сейчас, на настоящем уровне развития (я не про технологии, как ты понимаешь) в космос, где им наверняка встретятся другие существа, в том числе и разумные — это преступление. Чудовищное преступление.
А если эти существа вдруг окажутся более разумны? Человек всегда готов принять, что кто-то сильнее его, но стоит только ему заподозрить, что кто-то может быть более разумен, как начинается ксенофобия. К чему это приведёт? А что ждёт более слабые миры? Найдётся воз и маленькая тележка благородных обоснований, в которых без проблем убедят аморфное общественное мнение, на тему добычи полезных ископаемых в таких мирах, на организацию там вредных производств, на подавление там сопротивления, буде такое случится. Разве нет? Ты к другим выводам можешь прийти на основе того, что знаешь о людях?