Но нет… Я подождала маму, которую тоже хорошенько припорошил снегопад. Она шла и улыбалась:
– Как дела? Это кто тебя подвёз?
– Борис Михалыч… Он на завод ехал и меня подбросил до дома. Знаешь, нормальный человек… Завтра начинаю исследования в администрации.
– Твой супруг приходил. Марина Болиславна приехала… И он сказал, что ты в командировке, и в субботу приедешь. Она встретиться хочет, да и Рождество… Очень сокрушался «твой», что так всё у вас… Хочет, чтобы ты вернулась.
– Ну да, ну да… Ладно, в субботу – значит в субботу…
И я вдруг подумала: вот снег, засыпает всё… А что там, под снегом?.. Хорошо бы, чтобы он посильнее засыпал всё, чтобы можно было писать на этом чистом, белом листе что-то новое и хорошее… И чтобы он, не дай бог, не продырявился и не обнажил то, что должно быть покрыто, запорошено и забыто…
– Мам, я сегодня у Иринки переночую, ладно?
– Ладно… Привет Иринке…
Вот засада… За мной утром машина сюда приедет. А ладно, вернусь поздно, но сегодня.
Я забежала домой, поела и отправилась к Иринке. Стоит ли объяснять, что молодой организм требует поддержания его в тонусе. Моя личная жизнь была прозаична, как больничный лист. Муж – как диагноз и друг, как лекарство. С ним мы уже очень давно.
Когда мой муж оставил меня на попечение матери, то я, погоревав немного, рассудила как психолог – надо завести мужчину для поддержания нормального физического и эмоционального состояния. В этом не было больших проблем, потому что он всегда был рядом. Миша уже бросил попытки уговорить меня выйти за него замуж и довольствовался тем, что есть…
Вот так и встречались мы с ним – три раза в неделю – как по расписанию. Не было никакого обмана – он всё знал и принимал. Холодная правда жизни. Сверху – всё белое и пушистое, а внутри – холодное и колючее. Лучше жить и принимать всё как есть…
Зачем казниться и рыдать,
Ведь ты любви не изменяла.
Красавец – это лишь игра.
Тебе ж тепла недоставало…
Что из того? Ты отдалась…
Ведь он владел твоим лишь телом.
Ты телом с ним – душой с другим.
Любви же страсть с другим кипела.
Красавец – только инструмент,
Он подвернулся на момент…
И вот сегодня этот момент в укороченном варианте… Миша поймёт, он хороший…
Миша, Олег, муженёк мой, – столько мужиков вокруг, а я одна… Как трамваи – один ушёл, другой пришёл. Белые и пушистые, как этот снег… Белые и пушистые, да вот только не согреться с ними, не согреться. А снег всё шёл и шёл. Казалось, он отгораживал стеной меня от моей жизни. Хотелось опереться об эту стену, заслониться от всего, от своих мыслей, от своей жизни. Заслониться и начать чистую и светлую жизнь – с чистого листа… Но нет… Стена снегопада хрупка и иллюзорна, а его чистый лист – тонкий и ненадёжный. «Всё проходит, и это пройдёт» – вот то, что надо помнить, чтобы не замерзнуть в этом холодном, белоснежно-пушистом вальсе на балу у жизни.
«Всё проходит» – написано на моём кольце, которое мне подарили в Тибетском клубе.
Я часто кручу его на пальце, чтоб ненароком не завертеться в этом белом, снежном вальсе и не забыть, что всё проходит.
Белое и чёрное
К утру снегопад ослабел, и всё вокруг выглядело новым, свежим и накрахмаленным.
Машина подъехала ровно в 7:15. Я быстро вышла из подъезда и села в машину, стараясь как можно тише закрыть дверь.
– Доброе утро, Ольга! Меня зовут Пётр. Сейчас за шефом поедем.
– Очень приятно, Пётр! Утро сегодня действительно доброе.
Мы покатили по дороге, оставляя след на свежевыпавшем снегу. Когда мы подъехали к дому Бориса Михайловича, снег уже окончательно закончил свою работу. Было тихо и приятно. Мороз несильно усердствовал, кажется, даже он хотел, чтобы это утро было действительно добрым. Открылась дверь машины, и Борис Михайлович появился в машине.
– Доброе утро! Как настроение?
– Доброе утро! Настроение замечательное. Природа сделала всё, чтобы утро было добрым и свежим.
– Да… Да Вы романтик, Ольга! Ещё и стихи, наверное, пишете?
– Иногда… Просто люблю природу.
На меня почти в упор смотрели его голубые, похожие на небо в апреле, глаза. Он явно оценивал меня по какой-то, только ему ведомой шкале. Я не люблю смотреть в глаза, но эти глаза меня не отталкивали, если не сказать наоборот. Я люблю смотреть на небо, и вот оно – в этих глазах. Ох, надо быть осторожнее…