– Это да? – Рома нервно пригладил волосы пятерней. – Ты согласна?
Какое-то время она молчала, мучая его, а потом улыбнулась и произнесла:
– Нет.
– Что?! – опешив, выдохнул Рома. – Я тебе не нравлюсь?.. Ты не хочешь быть вместе?
– Нравишься, и хочу, конечно, – все с той же улыбкой Моны Лизы ответила Юна. – Но замуж выходить рано. Ром, я уже поторопилась один раз. Видишь, чем все закончилось? Давай пусть все идет, как идет. Будем просто наслаждаться каждым моментом и не спешить.
– Ну… Как скажешь…
Рома взял бокал, чтобы хоть чем-то занять руки, и сделал большой глоток.
– А потом мы ведь с тобой даже ни разу не переспали, – выдала вдруг Юна, и Рома поперхнулся, закашлялся, и вино пошло носом.
– А что такого? – удивилась Юна, хлопая Кулешова по спине. – Может, у нас несовместимость. Игорь вон тоже морочил мне голову со своим «до свадьбы – ни-ни». А сам, видимо, просто меня не хотел.
– Так вы что, даже не спали с Игорем? – просипел Рома, вытираясь салфеткой.
– Нет. И больше я теперь парням на слово не доверяю, – Юна с загадочным видом изогнула бровь.
– Ясно, – Рома выхватил из кармана телефон и принялся искать нужное приложение.
– Что ты делаешь? – Юна с любопытством вытянула шею.
– Такси. Нам срочно нужно такси. Мы едем проверять совместимость.
Юна подцепила пальцем Ромин галстук и усмехнулась.
– Другой разговор. Обожаю деловых мужчин.
Эпилог
Юна Кулешова
Два года спустя
1 ч.
Можете нас поздравить! 3540, 52 см, глазки серьезные, папины. Дед считает, что у малыша лоб академика, предлагает назвать Марком в честь Сканави. Только, говорит, очки надеть – и одно лицо. Рома кричал, что только через его труп. В общем, пока думаем)
Июнь выдался таким душным, что Юна едва пережила последний месяц беременности. И теперь, как только свекровь со своим страхом сквозняков ушла, Юна распахнула окно послеродовой палаты и прижалась лбом к прохладному стеклу. Как вообще можно застудить грудь в плюс тридцать? Хорошо, что Юна успела закончить майскую съемку, а Вадик подсуетился и набрал им с Ромой заказов на свадебный сезон: смогли оплатить аренду уютной двушки около парка на полгода вперед. Будет где гулять с ребенком.
Ребенок… Сын… Вроде предельно понятные слова, а за ними столько чувств, которые никак не помещаются внутри… Голова кругом. Будто почувствовав, что о нем вспомнили, безымянный человечек в пеленках поморщился, недовольно насупился и, покряхтев, завозился.
Юна подскочила к кювезу так быстро, как только позволяли швы между ног: лоб академика не смог протиснуться во внешний мир без легкой помощи скальпеля. Сидеть, конечно, было еще больновато, но эйфория придавала сил. Аккуратно и бережно Юна взяла ребенка на руки, прижала к себе, и перед глазами все поплыло. Врачи предупреждали насчет послеродовой плаксивости, но Юна все равно не ожидала, что реветь, пусть даже от радости, она будет чаще, чем пи́сать.
– Ну, привет, Романыч, – прошептала она, вглядываясь в личико, которое еще недавно могла себе только воображать.
Романыч моргнул и попытался посмотреть, откуда исходит звук. И не надо было разворачивать пеленки, чтобы понять: у Юны на руках мальчик. Даже не так. Мужичок. Что-то неуловимо мужское было в выражении лица, в каждом движении.
Когда Романыч только родился, в зале стало так тихо, что Юна чуть не умерла от ужаса. Ее охватила паника, она вцепилась в Ромину руку так, что у него остались синяки:
– Он ведь живой, да? Живой? Почему он не кричит?
– Успокойтесь, мамаша, сейчас носик почистим… – проворчала пожилая врач.
И действительно: что-то хлюпнуло, шлепнуло, и до Юны донеслось жалобное мяуканье.
– Точно мальчик? – не успел уточнить Рома, как вдруг ребенок освоился, продышался и перешел на такой мощный бас, что у окружающих заложило уши.
– Мальчик! – фыркнула медсестра. – Мужик! Слышь, Людка, не иначе оперным будет.
– Голос-то, как у отца твоего, – Рома с улыбкой склонился над Юной, но тут же осекся.
С того самого дня, как Юна вернула отцу деньги за отмену свадьбы, имя Лев Львович Лебедев перестало для нее существовать. И Рома, и Вадик, и Ирка, и даже родители Ромы периодически заводили разговор издалека на тему «кровь – не водица», «родной человек, как-никак», «мы с годами моложе не становимся», но Юна проявила твердость. И ближним пришлось смириться, что есть табуированные темы, о которых заикаться не стоит.