От Мухи Яринка узнала, что после ее телеграммы Димка дал согласие на перевод в Кандалакшу. Больше она о нем не спрашивала.
Мир вокруг застыл, словно затаился. Исчезли сны, исчезли даже знаки. Никто не приходил, не угрожал. Золотая сеть звенела от напряжения, сгущая узор, скрывая девочку от всего, что могло ей повредить. Мир наполнился ожиданием, таинственным скрежетом ключа, открывающего дверь в неизведанное. Густой туман накрыл сознание Яринки, не позволяя взглянуть на реальность. Она лишь сильнее погрузилась в сомнамбулизм собственного бытия, наблюдая собственную жизнь со стороны. Вроде и есть эмоции, но они другие, как в кино переживаешь за героев. Но не за себя. И лишь едва ощутимое сожаление, что не успела поговорить с бабушкой.
Я сказала
Страну лихорадило после развала Союза. Торгаши с тачками заполонили вокзалы и базары, толкаясь в метро больших городов и переругиваясь как между собой, так и с местными жителями. Прошлое светлое и правильное государство разорвали на клочки, выгрызая друг у друга куски тела. В людях выключили человечность, приманкой бросив яркую обертку жвачки. Начало девяностых окрасилось в цвета хаоса, смешивая правильное и неправильное, доброе и злое, выворачивая прежние ценности наизнанку, поставив выше всего жажду наживы, полосуя ее жаждой выживания. Организованная преступность, бандитизм — все это еще не набрало обороты, приглядывалось, скалясь шакальими пастями изо всех щелей. Воздух наполнился зловонием остервенения и человеконенавистничества.
Яринка была ребенком советской системы. Со своим характером, протестами, желанием перемен, но, тем не менее, она разделяла те основные идеалы, которые вбивались с младых ногтей. Даже в самых страшных проклятьях она не желала своей стране подобной катастрофы.
Она нагловато уселась на подоконник в кабинете декана, грея озябшие пальцы о чашку чая. Сессия закончилась, пора было решить вопрос с академическим отпуском.
— Так вот, милочка, академку я тебе не дам, — декан снисходительно отнесся к поведению студентки, решив, видимо, что у беременных свои причуды, и нельзя нервировать подобных дамочек.
— А говорили, не выпрете, — ехидно ухмыльнулась девочка, пряча обиду за сарказмом.
— Не выпру. Будешь числиться, сессию сдашь в августе, как на пересдаче. Нам лучше сейчас никого не отчислять, факультет под угрозой расформирования. Справишься до августа?
— Справлюсь, куда ж я денусь.
По возвращении домой к матери Яринку ожидал сюрприз не из приятных. Оставаться в Питере она не могла, совесть не позволила повесить ситуацию на Лешку, хоть тот и пытался по старой памяти решить все за нее.
— Я сказала, сама все решу.
Она вычеркнула этого человека из своей жизни и больше никогда с ним не встречалась. Она так и не смогла его забыть, долгие годы храня в сердце любовь к нему, схожую с обреченностью, не позволяющую полюбить другого человека. Сердце Яринки выгорело, рассыпавшись пеплом по мостовым Питера, оставив только отблеск яростного пламени в глазах. Она вернулась к матери совсем другой, лишившись всего во имя будущей жизни, отзывавшейся новым пульсом в ее теле.
Игорь ждал ее возвращения, едва ли не каждый вечер заглядывая в гости к Марии. И расплылся в довольной улыбке, увидев округлившийся живот Яринки. Девочка не сделала аборт, хотя с учетом обстоятельств это было бы логичным. Вот только она не собиралась отказываться от ребенка, тем более, добровольно.
— Какого черта ты здесь делаешь? — вместо приветствия спросила Яринка.
— Тебя жду. Вижу, что не зря.
— Зря, я своего решения не поменяю.
— Ир, прекрати, я знаю, что поступил не самым лучшим образом, но твоя мать сказала, что тебя только так можно привязать.
— Моя мать? Привязать? Так ты, выходит, по ее совету изнасиловал меня?
— Ир, она ж как лучше хотела, ведь что ты там в своем Питере, там чужие люди. Ты ведь опять уехать собиралась…
Он еще долго что-то лепетал в свое оправдание, но девочка его не слушала, пытаясь осознать чудовищность поступка матери.
— Вот на ней и женись, раз она такая хорошая, — бросила Яринка.
Она почти не разговаривала с матерью, благо та побоялась скандала с сыном, повзрослевшего и выступившего в защиту сестры, и оставила дочь в покое, изредка отпуская колкости насчет беременности без мужа. Яринка не реагировала, подслащивая жизнь медом, которого организм требовал слишком настойчиво, а ведь беременным нельзя отказывать. Она на полную катушку пользовалась своим положением и покровительством брата. Когда возникал надобность, Саша мог быть достаточно убедительным.