Выбрать главу

Лилиан растерянно оглядывает комнату и замечает беспорядок. Вспоминает, что у нее в холодильнике пусто, что кончились все крупы, пока она корпела над одним из многих проектов в жизни. Проект провалился, кончилась еда, а голод остался.

Пока Лилиан лежала, она не заметила ни голода, ни затекшей шеи – ничего. С удивлением же чувствуя сейчас свои ноги, жизнь, возвращающуюся в одеревенелое тело, Лилиан понимает, что надо идти.

Сначала надо идти в ванную. Умыться, расчесаться, переодеться. Потом – до входных дверей. Затем – в магазин.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом – к работе.

Цепочка складывается легко и быстро. Лилиан кивает головою, подтверждая свои мысли.

Надо идти. ей надо идти.

Спешно она торопится в ванную, собирается в скорости, как будто бы где-то ее ждут, хоть это и ложь.

Она просто знает, что надо идти и идет.

Карл

Карла выворачивает в ванной. Он очищает содержимое своего желудка, взбунтовавшегося против пойла – еще бы, ведь Карл никогда не пил, он же не его отец! Очищается почему-то и голова.

Карл понимает, что испачкал рубашку, которую ему подарила Мэдди. И вдруг он вспоминает и то, что Мэдди уже пару дней ждет его звонка после их последнего свидания. Он не понимает только, как мог забыть об этом?

Нужно подняться, нужно встать, очнуться…позвонить ей. Пусть ему плохо, но как чувствует себя она, наверняка решив, что Карл ее забыл?

Карл хочет отвесить себе пощечину, но отражение хмуро осуждает его за одну эту мысль.

Хватит издеваться над собою. Надо идти. идти в холодную воду, очнуться и протрезветь. Нужно почиститься, собраться с мыслями, собраться со всем.

Идти. Карл должен идти.

И Карл идет – он готов бороться. Это еще не конец.

Сатор

Сатор кажется, что от нее несет поражение за милю. Она яростно намыливает все свое тело уже в третий раз, пытаясь смыть с себя этот, одной ею ощутимый запах. В ванной стоит плотная завеса от пара, висит тяжелый аромат трех гелей, но Сатор знает, что она еще недостаточно чиста. Она уже никогда не отмоется от этого провала, но продолжает яростно скрести свое тело.

Вот еще немного и она выйдет из ванной, оденется и пойдет. Потому что война не приходит к тебе. Ты должен идти и добиваться. Второе место – это нечестно. Это слишком нечестно. Когда ты в десятке – ты принимаешь это ровно, когда ты в пятерке или в тройке – радуешься тому, что есть, но когда ты второй…

Невольно задаешься вопросом, на много ли обошел тебя победитель?

Сатор знает, что никто больше не посмеет ее обойти. Никто и никогда.

Она пойдет. Пойдет и покажет им…всем им! Всем, кто будет смотреть, что только она здесь победитель!

Только вот отмоет себя от провала и пойдет. Совсем чуть-чуть и снова – в путь.

Леа

Леа методичен. Он выясняет случайно, что пленники его внутренней тюрьмы освобождаются в монотонном деянии. Он чистит кафельные плитки, раскладывает вещи, натирает все до блеска.

Теперь в этом блеске он может видеть свое лицо. Оно еще живет под маской. Оно улыбается.

Леа устает и усталость помогает пленникам оставить его. Он отвлечен не на надсмотр за ними и пленники бегут, расчищая свои прежние камеры для новых заключенных.

А Леа всё чистит, перебирает, раскладывает, моет, вымывает…

Никогда прежде он так не уставал. Руки дрожат, а на лице улыбка. Почти что совсем живая. Еще немного заученная маской, но уже не очень ровная, а значит – несовершенная, настоящая.

он знает, что когда закончит, то снова пойдет. Сначала – за чистящими средствами, а потом и к чему-то серьезному, что не смогло получиться у него в прошлый раз.

Альбер

Альбер ложится на диван. Он складывает свое тело ничком, защищаясь от всего, что, кажется, готово вломиться в его мир, в его остывающее сознание.

Ему нужно поспать. Сон вернет его…

Решение простое. Он не дошел бы до него сам, но тело почти предало его, рухнув вдруг на диван. И Альбер тогда сознательно сложил себя так, чтобы задремать.

Беззащитность – это удел тех, кто слаб и тех, кто устал. Альбер устал. Он поспит, наберется сил, и встанет.

И снова пойдет.

И снова будет крушить и орать, встретив препятствие. И крик его и ярость напугают любую преграду.

И он пойдет дальше. Вновь пойдет.

Там, где история заканчивает свой ход – восстает другая история. По руинам прежнего, по осколкам прошлой дороги нужно идти, снова идти.