- Дело в том, господин д'Артаньян, что я разыскиваю вас, - сказал Ла Удиньер.
- По чьему приказанию?
- Его высокопреосвященства.
- Его высокопреосвященство очень внимателен ко мне.
- Это действительно так. Кардинал не упускает вас из виду, шевалье.
- Сударь, мне не очень нравится ваш тон, - ответил д'Артаньян, хмурясь и начиная покусывать усы.
- Сударь, мне поручено доставить вас к его высокопреосвященству.
- Сударь, вы нашли меня на боевом посту.
- Я вижу это, господин д'Артаньян. Ваше усердие и отвага высоко ценима его высокопреосвященством. И все-таки я прошу вас последовать за мной.
- Очевидно, дело не терпит отлагательства; я готов выполнить приказ его высокопреосвященства, - ответил д'Артаньян.
После этого он повернулся к сопровождавшим его мушкетерам и сказал:
- Господа, я покидаю вас по приказанию его высокопреосвященства и назначаю на время моего отсутствия начальником дозора господина Ле Бреттона. Когда закончите обход, возвращайтесь в лагерь и передайте, что я скоро вернусь.
- В первую очередь мы известим господ Портоса и Арамиса, - ответил один из мушкетеров.
- А также господина Атоса, - добавил второй, недобро поглядывая на Ла Удиньера.
- Не беспокойтесь, господа, - отвечал тот с натянутой улыбкой, поспешно вскакивая на лошадь. - Господин д'Артаньян, конечно же, скоро вернется в расположение роты. В конце концов, все мы солдаты и находимся на войне - я тоже лишь исполняю приказ.
Д'Артаньян, который уже сидел на своей лошади, дал ей шпоры, и Ла Удиньер поспешил последовать его примеру, проклиная в душе мушкетеров роты де Тревиля, а гасконцев в особенности.
Кардинал, который в этот поздний час бодрствовал перед разложенной на столе картой при скудном свете нескольких свечей, приподнял голову. Дежурный офицер доложил ему, что господин д'Артаньян прибыл по его приказанию.
Кардинал велел ввести к нему этого человека, которого, как мы уже говорили, уважал за ум и гордый нрав, одновременно ощущая болезненное желание разделаться с ним раз и навсегда, и откинулся на спинку резного кресла, барабаня сухими пальцами по расстеленной карте.
Войдя, д'Артаньян отвесил почтительный, но лишенный всякого подобострастия поклон.
- Здравствуйте, господин д'Артаньян. Как вы себя чувствуете в новом качестве? Кажется, лейтенантский мундир вам к лицу, - проговорил Ришелье.
- Я счастлив засвидетельствовать свое почтение и благодарность вашему высокопреосвященству.
- Полно, господин д'Артаньян. Я вызвал вас вовсе не для того, чтобы напоминать вам об оказанном покровительстве. Хотя... вы и впрямь довольно... молоды для вашего чина... И дерзки не по годам...
- В чем заключается моя дерзость, ваша светлость?
- Вам хорошо известно - в чем, - раздельно произнес Ришелье, делая одновременно жест, означающий, что он не собирается продолжать эту тему. Идет война, господин д'Артаньян. И мне кажется, не подобает такому храбрецу, как вы, проводить время, сражаясь с женщинами, тем более имея на своей стороне численное превосходство, - продолжал кардинал, намекая на казнь миледи, совершенную мушкетерами.
Д'Артаньян молчал, понимая, что Ришелье не ждет ответа.
- Я хочу дать вам шанс отличиться, господин д'Артаньян, - продолжал между тем кардинал. - И не просто отличиться, а, быть может, решить в течение нескольких часов судьбу Ла-Рошели и закончить эту затянувшуюся осаду.
Молодой человек вскинул голову, и глаза его загорелись. Это не укрылось от Ришелье. "Он и впрямь еще очень молод", - подумал кардинал.
Однако это мимолетное наблюдение никоим образом не сказалось на его замыслах. Его высокопреосвященство был холодным и расчетливым игроком. В его шахматной комбинации д'Артаньяну отводилась роль проходной пешки.
- Я весь к услугам вашей светлости, - порывисто произнес д'Артаньян.
Справедливости ради не умолчим о том, что наш гасконец почел за лучшее выказать в этих обстоятельствах свое рвение перед Ришелье, что, впрочем, ему удалось без труда.
- Дело заключается в следующем, - сказал кардинал, приветливым жестом приглашая нашего героя подойти к столу и склоняясь над картой. - Как вам, несомненно, известно, любезный господин д'Артаньян, в осажденном городе начинается голод и рано или поздно Ла-Рошель капитулирует. Однако есть целый ряд соображений стратегического и политического характера, продолжал Ришелье, легко усмехнувшись, - в силу которых было бы лучше, если бы сдача произошла как можно раньше. Гугеноты до сих пор ждут помощи от Бэкингема - в этом заключается их единственная надежда. Нашим парламентерам, сообщившим о смерти герцога, они не верят, принимая это за военную хитрость с нашей стороны.
Презрительная усмешка снова искривила тонкие губы Ришелье. Побарабанив пальцами по карте, кардинал продолжал:
- Господа ларошельцы упрямы, как все еретики; они поверят только своему единоверцу.
Ришелье остро взглянул на д'Артаньяна.
- Вы, случайно, не протестант, господин д'Артаньян?
- Мой отец и моя матушка добрые католики, ваше высокопреосвященство, и воспитали меня в католической вере.
- Это прекрасно, сударь. Но для блага Франции вам придется совершить отступничество, впрочем, я надеюсь, непродолжительное. Не беспокойтесь, господин д'Артаньян, - добавил Ришелье, заметив, что гасконец собирается что-то сказать, - я отпущу вам это невольное прегрешение.
Кардинал снова улыбнулся.
- Ваше высокопреосвященство, могу ли я спросить?
- Спрашивайте, господин д'Артаньян.
- Судя по всему, мне уготована роль лазутчика?
Ришелье слегка нахмурил брови, и это не скрылось от нашего гасконца.
- Я бы назвал это иначе, сударь. Вам просто надо открыть глаза осажденным на истинное положение вещей.
- Я понимаю это, ваше высокопреосвященство. Но для того, чтобы мне поверили, я должен буду сыграть чужую роль.
- Я всегда не сомневался в том, что вы чрезвычайно сообразительны, господин д'Артаньян.
Желая показать, что принимает похвалу как должное, наш гасконец поклонился, но и в этот раз в его поклоне не было и тени подобострастия, которое так часто приходилось наблюдать кардиналу в склонявших перед ним голову людях.
- Вы преобразитесь в моряка, судно которого пострадало от шторма у английских берегов и было ветром отнесено к Ла-Рошели. Знакомы ли вы с морским делом?
- По правде говоря, слабо, ваше высокопреосвященство.
- Тогда придется вам остаться тем, кто вы есть на самом деле, гасконским дворянином. Вы ведь родом из Тарба, не правда ли?
- Вы прекрасно осведомлены, ваше высокопреосвященство.
- Я принимаю участие в судьбе тех, к кому хорошо отношусь, любезный господин д'Артаньян, - ответил Ришелье с тонкой усмешкой. - А кроме того мне хорошо служат. Итак, я продолжаю. Вы будете гасконским дворянином-гугенотом, нашедшим в Англии или Фландрии приют среди своих единоверцев. Ваше судно, направлявшееся из Портсмута в один из испанских портов - это я оставляю на ваше усмотрение, - бурей отнесло к ларошельским берегам. Вы расскажете о том, что произошло в Лондоне, как и о том, что флот, стоявший в Портсмутской гавани под всеми парусами, не выйдет в море.
- Что я должен сделать потом, ваше высокопреосвященство?
- Потом комендант Ла-Рошели сдаст город, и вы беспрепятственно присоединитесь к своей роте.
- Я хотел спросить ваше высокопреосвященство о моих действиях на тот случай, если комендант не сдаст город немедленно, а будет колебаться или заподозрит что-либо. Должен ли я предпринять попытку вернуться в лагерь сразу же по исполнении приказа?
- Думаю, что это было бы чересчур опасно, господин д'Артаньян. Вы должны избегать неоправданного риска - вас могут заметить при попытке вернуться назад и убить. Храбрецы дороги королю.
Д'Артаньян снова поклонился.
- Если у вас больше нет ко мне вопросов, господин д'Артаньян, лейтенант Малэ проводит вас, и все детали операции вы обговорите с ним, сказал кардинал, намереваясь вызвать офицера. - Да, чуть не забыл - вам нет нужды рапортовать своему командиру де Тревилю, я сам предупредил его, добавил Ришелье с напускной небрежностью.