– Откуда тебе знать?
Он стиснул руками витую спинку деревянного стула.
– Ты проделала долгий путь, столкнулась с двумя свирепыми овчарками, которые, вырвись они на свободу, гнались бы за тобой до города, и это все ради того, чтобы сказать «Привет»? – Джеймс криво усмехнулся.
Он не дурак, хотя все так же прост и наивен, раз впустил ее в свой дом. Но тем не менее не верит, что это обычный светский визит.
Алекс застенчиво наклонила голову.
– Ты всегда был такой. Всегда считал, будто все знаешь.
– Если ты о Кайле, то да, я знаю все.
Алекс побледнела, а он мгновенно пожалел о своих словах. «Это нечестно, Мак», – сказал он себе и поспешил извиниться:
– Прости. Это запрещенный прием.
«Запрещенный прием – еще мягко сказано», – подумала Алекс. Его слова обожгли ее как пощечина. Улыбка Алекс исчезла, дрожащие пальцы теребили ткань юбки, щеки залились краской. Джеймс тогда был прав насчет Кайла. Он прекрасно понимал, что тот самовлюбленный прохвост, и убеждал ее остерегаться этого человека.
Алекс опустила глаза. Минуло пятнадцать лет, а осознание того, что она не разглядела истинного лица Кайла, все еще причиняло жгучую боль.
Взглянув на Джеймса, Алекс вдруг ощутила, как заблуждалась. Куда она смотрела тогда? Ведь Джеймс всегда был красив, настоящий ковбой, спокойный, рассудительный, неторопливый и основательный во всем.
Правда, не в ее вкусе. Алекс вздохнула. Однако она не раз замечала, как заглядывались на него другие девушки, как демонстрировали свои достоинства и хихикали всякий раз, когда он проходил мимо.
И если в Кайле все было внешнее, показное, от сапог из тисненой крокодиловой кожи до дорогих рубашек, то Джеймс, напротив, олицетворял собой настоящего ковбоя с его уверенными повадками и потрепанной черной шляпой, которую низко надвигал на брови. Интересно, он все так же носит шляпу? Если да, то теперь, вероятно, выглядит еще красивее, чем прежде.
Пятнадцать лет назад Джеймс значительно превосходил ее в понимании жизни, теперь-то она прекрасно сознавала это. Алекс была тогда совершенным ребенком, а он – спокойным, выдержанным, логичным в своих рассуждениях. Его зрелость производила… интригующее впечатление.
Разумеется, не на нее, но…
– Лекси…
Она выпрямилась.
– Извинения приняты? – осведомился Джеймс.
Пожав плечами, она перевела взгляд на окно.
– Конечно.
«Странно, – размышляла Алекс, – откуда в груди этот подозрительный жар? Я ведь не какая-то жаждущая любви девчушка, готовая растаять от одного взгляда красавца ковбоя. О нет! Я самостоятельная, уверенная в себе тридцатитрехлетняя женщина. И не имеет никакого значения, что моя личная жизнь не сложилась и мне пришлось хлебнуть горя, расплачиваясь за ошибки юности. У меня есть дочь, и именно поэтому…» Алекс смело взглянула на Джеймса, полная решимости сохранить самообладание, несмотря на то что ее смущало его присутствие. И надо поменьше болтать. Алекс знала за собой этот грех, ее так и несло, когда она нервничала.
– А я не… – начала она, но, спохватившись, прикусила язык.
– Что ты?..
– Ничего. – Алекс вдруг сообразила, что размышляет вслух, и, робко улыбнувшись, повторила: – Ничего.
Джеймс с трудом следовал за ходом ее рассуждений. Алекс говорила загадками и обрывками фраз. Она не всегда так делала, да и он не умел вести подобные беседы. Видимо, то, о чем Алекс намерена попросить, довольно серьезно, если она нарушила пятнадцатилетнее молчание. Разумеется, Джеймс готов выслушать ее, однако гораздо удобнее отправиться с ней куда-нибудь перекусить. Тогда он сначала пошел бы в душ и постепенно свыкся с появлением этой женщины, чье упрямство его некогда так раздражало.
– Сейчас неподходящее время… – начал Джеймс.
– Ну это на тебя не похоже, – нетерпеливо перебила она. Ее лицо выразило разочарование. – Ты даже не хочешь выслушать меня, хотя мне стоило большого труда добраться сюда.
«Добраться сюда?»
– Лекси, ты упустила одну маленькую деталь. Я ведь не приглашал тебя, а ты нарушила границы чужого владения.
Она выпрямилась на стуле и поставила стакан на стол.
– Едва ли.
Джеймс подался вперед.
– Разве не видела надписи на воротах? Ты ведь должна была перелезть через них, чтобы миновать ограждение из колючей проволоки.
– Не думала, что это относится ко мне.
От ее логики Джеймс потерял дар речи. Он совсем забыл, что у этой женщины голова работает особым образом.
– А для кого, по-твоему, это предназначено? – спросил Джеймс.
– Не знаю, – повела плечом Алекс. – Полагаю, для угонщиков скота, а может, для конокрадов.
Джеймс изумленно уставился на нее, но это не подействовало. Она действительно считала, что белая надпись на красном фоне касается лишь преступников. В этом вся Алекс. Он так и видел, как она стоит перед оградой и напрягает свой довольно своеобразный ум, чтобы разрешить проблему. Пробраться в чужие владения или повернуть назад? Присущая только ей логика, разумеется, победила, внушив Алекс, что она имеет полное право нарушать границы чужих владений. Отбросив все сомнения и не задумываясь, Алекс преодолела преграду высотой в четыре фута.
Джеймс невольно улыбнулся. Наверное, это была та еще картина. У Алекс всегда были самые красивые ноги в округе. Он закрыл глаза и тряхнул головой, чтобы отогнать это видение. Ему надо заняться другими делами, вроде ветеринарного отчета о последнем приобретении для фермы Лексингтон, а не вспоминать ее ножки.
– Алекс, – Джеймс пытался сдержать улыбку, – прости, что разрушаю твои иллюзии, но надпись на воротах относится и к тебе.
Она с легким раздражением передернула плечами.
– Ну, если бы я и задумалась об этом, – Алекс разглядывала свой стакан, неспешно покачивая его, отчего льдинки легко позвякивали, – меня бы это не остановило. Ведь я обещала Куинни. – Улыбка Алекс смягчилась, и Джеймс заметил в ней нежность. – Куинни – моя дочь…
– Я знаю.
Алекс удивленно смотрела на него.
– Должно быть, сказал кто-то на конной базе, – пояснил Джеймс.
Она кивнула, хотя его объяснение не убедило ее.
– Едва ли. Кайл в этом плане очень скрытен. По-моему, он никому не рассказывал о ребенке.
В ее словах слышалась былая обида, и Джеймс мысленно проклял того, кто причинил столько боли им всем, чтобы удовлетворить свое самолюбие.
– Наверное, слышал где-нибудь еще, – поправился он.
– Сомневаюсь. – Алекс пожала плечами. Рука ее скользила вдоль стакана, потом она подняла его и поднесла к губам как бокал дорогого шампанского. – Знаешь, а те ребята, что еще тогда участвовали в родео, тепло вспоминают тебя. – Она сжала губы, сомневаясь, стоит ли продолжать. – Они очень жалеют, что ты оставил это занятие после несчастного случая.
Джеймс вздохнул. Выходит, Алекс знает. Он подозревал, что это неизбежно, хотя и надеялся, что она, как всегда, станет спорить с фактами. Ему не нужно сочувствие по поводу того давнего события.
– Не велика беда, – отмахнулся Джеймс. – Годы идут, и как раз подоспело время заняться чем-нибудь другим.
Алекс смотрела ему в глаза.
– Тебе было очень скверно?
Джеймс машинально провел рукой по бедру. Довольно скверно.
– Теперь уже нет. – При появлении Алекс он почти забыл о боли в ноге, но теперь она снова докучала ему. Нужно поскорее сесть или придется терпеть эту муку. – Время врачует раны, не так ли?
Джеймс сделал ошибку – поймав ее взгляд, он тут же утратил связь мыслей. Нежные серые глаза говорили о многом и выражали глубокое сострадание, удивительное для ее напористой натуры.
– Кажется, так, – кивнула она, – но не всегда так бывает. Итак, о моем предложении. – Алекс задумчиво отхлебнула глоток воды и указала на место рядом с собой. – У тебя измученный вид. Сядь, и я все объясню.
Джеймс колебался. И когда это она успела перехватить инициативу? Вздохнув, он выдвинул стул и опустился на него.
Облокотившись на стол, Алекс подалась вперед.
– Я понимаю, это слишком большая просьба, – осторожно начала она, – но твое имя всплыло, когда я искала инструктора для объездки лошадей. В конюшне, где мы наводили справки, мне сказали, что ты лучший во всей округе.