Выбрать главу

К счастью, хозяин дома, однако, не заметил в его поведении ничего необычного. У Дугласа не было ни малейшего желания объяснять, почему один вид этой женщины привел его в ярость, которую он едва сдерживал.

— Как я понял, вы неоднократно бывали во Франции, — промолвил Хартли, снова наполнив свой бокал.

— Да, — отозвался Дуглас. — Но в основном перевозками занимаются мой брат с женой.

В последние годы Хэмиш и Мэри совершали регулярные рейсы через Ла-Манш, спасая тех, кто пытался бежать из Франции, но Дуглас не собирался посвящать Хартли в их деятельность, включая тот факт, что, пока англичане заняты изгнанием гугенотов из Новой Шотландии, Хэмиш и Мэри не жалеют усилий, заселяя его родную страну французскими эмигрантами.

— Там творятся ужасные вещи, — заметил Хартли без тени сочувствия в голосе.

Дуглас, и сам не испытывал особых эмоций, пока не отправился вместе с братом в Кале. Его сострадание родилось в тот момент, когда он увидел отчаяние в глазах тех, кому удалось бежать из Франции, и услышал их рассказы.

— Полагаю, ни одна революция не обходится без зверств, — сказал он, смакуя виски. — Французы чувствуют себя обездоленными, что только подогревает радикализм.

— Но они слишком нетерпимы к своей знати, — усмехнулся Хартли. Он откинулся в кресле и поднял бокал, любуясь темно-золотистым оттенком виски.

— И к своему королю с королевой, — согласился Дуглас, намекая на арест Людовика и его жены годом раньше. Франция пожирала свою аристократию, целенаправленно очищаясь от благородного сословия.

Не это ли случилось с Жанной? Может, она бежала из Франции, лишившись привилегий своего «класса? Не без труда Дуглас переключил внимание на своего собеседника и их деловое предприятие. Он гость в этом доме и должен вести себя соответственно.

Месть подождет.

Глава 2

Жанне трудно было дышать. Грудь ее сковал холод, сердце оглушительно билось. Казалось, прошлое тяжким бременем легло ей на плечи. Это было похоже на наказание, которому ее подвергли в обители Сакре-Кер, заставив стоять посреди кельи с каменными жерновами, подвешенными на цепи, наброшенной на шею.

— Готова ли ты покаяться, Жанна Катрин Алексис дю Маршан? — строго спросила сестра Мария-Тереза.

— Да, — прошептала она, поскольку молчание наказывалось более строго, чем признание грехов.

— Ты прелюбодействовала?

Какое ужасное слово! Но что может знать эта монахиня с суровым ликом о физической радости и восторгах любви?

— Да.

— Ты предавалась похоти?

Да, прости ее Господи. Она и сейчас видела сны, полные страстных мечтаний.

— Да.

— Ты родила ублюдка?

Жанна положила руки на свой плоский живот, ощутив пугающую пустоту.

— Да, — сказала она, не поднимая головы.

Камни более не отягощали ее плечи, но воспоминания о них были живы, как и бремя вины, сожалений и горя.

Что Дуглас делает в Эдинбурге?

Даже сидя он казался высоким, с широкими плечами и гибкой мускулистой фигурой. Взгляд голубых глаз оставался непроницаемым, но ямочка на щеке свидетельствовала о том, что ему свойственно порой улыбаться.

Но не ей.

Мальчик, Дэвис, что-то говорил, и Жанна заставила себя улыбнуться, сознавая, что он ждет ответа. Может, все это сон и ее подопечный — лишь один из его участников?

Но стена, к которой она на мгновение прислонилась, была вполне реальной, как и благоухание цветов в холле и тепло детской ладошки в ее руке.

«Прошу тебя, Господи, пусть он окажется призраком».

Впервые за долгие годы Жанна обратилась к Всевышнему, хотя и понимала всю тщетность своей мольбы. В монастыре Бог не спас ее от сестры Марии-Терезы. Да и Дуглас, сидевший в нескольких шагах от нее, был слишком реальным для призрака.

Бог, видимо, все же не остался глух к ее отчаянному призыву, поскольку ей удалось найти силы, чтобы добраться до лестницы и подняться на третий этаж.

— Вам плохо, мисс? — спросил мальчик, подняв на Жанну обеспокоенный взгляд, когда она помедлила на лестничной площадке, пытаясь справиться с приступом тошноты. Дэвис был очень нервным ребенком, и его худенькое личико почти всегда удрученно хмурилось.

— Нет, Дэвис, со мной все в порядке, — заверила его Жанна, стараясь успокоиться.

— Мне так не кажется, мисс.

— Чепуха, — заявила Жанна. К счастью, они не встретили никого из многочисленной прислуги, сновавшей по коридорам дома Хартли. Взглянув на ее бледное лицо, они поспешат донести хозяину о странном поведении гувернантки.

И потом, с ней действительно все в порядке. Просто явился призрак из прошлого, и ничего более.

Жанна решительно одолела последние ступеньки и зашагала по направлению к детской.

— Вы и вправду не заболели, мисс?

Жанна медлила, пытаясь найти подходящие слова, чтобы успокоить мальчика и избавить себя от дальнейших расспросов. Все ее силы уходили на то, чтобы дышать, переставлять ноги и продолжать жить вопреки прошлому, напомнившему о себе с такой яростной силой.

Она чувствовала, как оно затягивает ее, пробуждая запретные воспоминания: прикосновение его руки, его дыхание на ее шее, ощущение его крепкого тела — все, что монастырь пытался исторгнуть из ее памяти. Несмотря на бичевание, на ведра ледяной воды, которыми ее окатывали по утрам, оставляя стоять на холоде, она так и не сказала им всего.

И ничего не забыла.

В этот момент, однако, Жанна искренне сожалела, что ее мучители не преуспели в своих усилиях и что долгие часы, когда она лежала распростертая на каменных плитах, не освободили ее от Дугласа. Память, как она с удивлением осознала, может ранить. В монастыре было совсем иначе: воспоминания о Дугласе согревали ее по ночам и помогали сохранить рассудок, когда сестры распинали ее душу.

Даже гнев от его предательства не причинил ей таких страданий, как то, что она испытывала сейчас.

К счастью, они наконец добрались до детской. Жанна открыла дверь и выпустила руку Дэвиса. Он повернулся и посмотрел на нее с недетским пониманием в глазах:

— Вас тошнит, мисс, да? Наверное, это из-за рыбы.

Маме всегда делается от нее плохо. Вот почему кухарка больше не готовит для нее рыбу. Я говорил вам, что, если вы заставите меня есть эту гадость, я тоже заболею.

— Ты не заболеешь, Дэвис, — возразила она. — И я тоже. Просто я немного устала.

— Мы не пожелали маме спокойной ночи, — напомнил мальчик с плаксивыми нотками в голосе. В любой другой вечер Жанна одернула бы его, но не сегодня. В данный момент она хотела лишь одного — уложить его в постель и уединиться в своей комнате.

— Твоя мама спит, не стоит ее беспокоить. — Да простит ей Бог эту ложь.

Дэвис явно не поверил ей, но Жанне было не до этого.

Она помогла ему подготовиться ко сну и рассеянно выслушала его молитвы. Еще в монастыре Жанна перестала молиться. Сцепив перед собой руки и склонив голову, она застывала в молитвенной позе. Но ее мысли были не о Боге, а о Дугласе.

Подоткнув одеяло, она погладила Дэвиса по лбу, как делала это каждый вечер. И как обычно, он отстранился от ее руки, несклонный к открытым проявлениям привязанности.

Жанна погасила свечу, стоявшую на ночном столике.

— Спокойной ночи, Дэвис, — сказала она, направившись к двери.

— Спокойной ночи, мисс.

Бросив последний взгляд на мальчика, Жанна закрыла дверь и двинулась по коридору к своей спальне — крохотной комнатке с покатым потолком. Там стояли узкая кровать, гардероб и комод. Выросшая в роскоши аристократка, которой она была когда-то, пришла бы в ужас от тесноты и обшарпанной мебели, но теперь она воспринимала эту комнату как вполне приемлемое место уединения. В монастыре она довольствовалась гораздо меньшим, не говоря уже о путешествии из Франции.

Жанна подошла к окну и открыла его, впустив теплый ночной воздух. Кое-кто считал воздух Эдинбурга ядовитым, и, судя по витавшим в нем едким запахам, в это было легко поверить. Но сегодня ветер дул с севера, принося благоухание цветов и диких растений.