А я был эгоистом и упорно продолжал сдерживать свои чувства до тех пор, пока все не начало трещать по швам. А у меня тогда, вероятно, было достаточно страхов на нас троих, хотя и сейчас не меньше.
— Не могу представить, что ты чего-то боишься, — наконец говорю я. Мой голос звучит странно, горло немного сдавило. Его ладонь все еще прижата к моей пояснице. А моя эрекция по-прежнему вжимается в его бедро.
— Если я чего-то и боялся, то в основном это было связано с тобой. — Бенджи наклоняет голову и смотрит мне в глаза. Я вдруг начинаю волноваться, что он может увидеть все мое сбивающее с толку желание и почувствовать, как бешено колотится у меня сердце. Он сглатывает, и я чувствую, как его тело охватывает дрожь. — Нет, не так, это абсолютно точно всегда было связанно с тобой, Алфи.
Я не до конца уверен, что он имеет в виду, и удерживаю зрительный контакт, потому что не могу отвести взгляд. Моя кожа покрывается мурашками, а волосы на руках встают дыбом. Мне кажется, что ткань, касающаяся кожи слишком груба. Я чувствую, как она царапает мои соски и хочу раздеться, чтобы это прекратилось, но не могу пошевелиться. Мы будто частицы с разным зарядом, которые притянуло друг к другу настолько близко, что между нами начинает искриться статическое электричество. Оно проникает в нас, пронзая каждую клеточку тела, от макушки до кончиков пальцев. Этот бешенный галоп меня просто прикончит.
— Боже мой, что вы двое делаете в такой темноте? Только не говорите, что вы уже натанцевались? Идемте со мной!
Я все еще смотрю на Бенджи, не обращая внимания на слова Симоны, пока она не берет нас за руки. И, может, потому что слова Бенджи все еще занимают все мои мысли, я не сопротивляюсь и позволяю ей затащить меня обратно в дом. Бенджи тоже не оказывает сопротивления, хотя я больше и не смотрю на него. Возможно, я вообще больше никогда не смогу на него смотреть. Что, черт возьми, только что произошло?
Но странное напряжение, возникшее между нами, рассеивается, как только мы сталкиваемся, пытаясь одновременно пройти через дверной проем в гостиную, и мы облегченно друг другу улыбаемся. Однако мои эмоции намного интенсивнее, чем простое облегчение.
В течение следующей пары часов, мы — Джем, Симона, Бенджи и я — только и делаем, что танцуем, полностью отдаваясь ритму, словно подростки. Хотя Бенджи все еще им и является. И я изо всех сил стараюсь забыть тот момент в саду. В основном, потому что это мой способ решать проблемы, и я не знаю как, это изменить.
Обо мне не беспокойся. Я на седьмом небе.
Некоторое время спустя, когда я поднимаюсь по лестнице в отчаянной и безуспешной попытке найти уборную, кто-то подходит ко мне сзади и хватает за руку. Я спотыкаюсь, ударяясь голенью о следующую деревянную ступеньку. На секунду боль становится такой яркой, что я пошатываюсь.
— Алфи?
Симона.
Я опускаю глаза и вместо ее руки вижу чертову бутылку водки. Но я знаю, что не брал ее. В ужасе наблюдаю, как она снова превращается в руку Симоны. Уверен, что не принимал ничего галлюциногенного сегодня вечером, только не тогда, когда рядом Джем и Бенджи.
— Ты в порядке, Алфи?
Я киваю и, слегка пошатываясь, продолжаю подниматься, хотя мне не помешало бы ненадолго присесть.
— Мне нужно в туалет.
Она поднимается за мной на второй этаж.
— Я вам помешала недавно, да?
— Ты о чем? — говорю я, прищурившись и оглядываясь по сторонам. Здесь полно дверей, и выглядят они все одинаково. Наверняка за одной из них должен быть туалет.
— О тебе и Бенджи в саду. Я сразу не просекла, что происходит, просто хотелось потусить вместе, как в старые добрые времена. Но сейчас до меня дошло. Бенджи смотрел тебе вслед так, будто боялся, что ты сядешь в ближайший поезд, и он больше никогда тебя не увидит.
— Ничему ты не помешала, все в порядке. — Осторожно открываю тяжелую дверь из темного дерева. В комнате темно. Слишком большая спальня. — Не знаешь, где ванная?
— Воспользуйся ванной Джема. Она здесь. — Симона берет меня за руку.
Она сидит на бортике ванны, пока я вожусь с молнией и пытаюсь отлить. То, что она сидит рядом, немного смущает, но, когда я хмуро смотрю на нее, она просто смеется.
— Не стесняйся. Помнишь, ты всегда меня прикрывал, когда мне нужно было пописать на одной из сельских тусовок.
— Это немного более интимно. Ты все слышишь.
Закатив глаза, Симона откидывается назад и открывает кран в ванной.
— Так что происходит между тобой и Бенджи? — спрашивает она, стараясь перекрыть шум воды.
— О, Боже, да ничего. — Я моргаю. Мне кажется, что я стою на вершине очень высокого водопада и смотрю вниз. Черт, как же кружится голова.
— Он без тебя как без воздуха… И я знаю, как вы трое были близки до того, как ты ушел, но, без обид, Джем не скучал по тебе так, как Бенджи. Как будто ты забрал часть его с собой. Я бы…
— Ничего не происходит.
Пошатываясь, я застегиваю ширинку. Но даже при том, что я держусь одной рукой за сливной бачок, меня начинает заносить в сторону. Я пытаюсь ухватиться за раковину, промахиваюсь мимо нее, и начинаю в замедленном темпе падать назад, что, наверное, выглядит комично.
Симона ловит меня и крепко удерживает подмышками.
— Блин, Алфи. Ты обкурился или под кайфом?
Кровь пульсирует у меня в ушах, и все вокруг становится каким-то серым.
— Опусти голову и держи ее между коленями. — Она прислоняет меня к краю ванны и пристально смотрит на меня, пока я не выполняю ее указания. — Все нормально?
— Нормально, — бормочу я.
Она гладит меня по руке и говорит что-то о том, что я не слежу за собой и стал слишком худым. Я хочу возразить, потому что я всегда был худым и, как правило, забочусь о себе, но, когда я снова поднимаю глаза, ее уже нет.
Стадо слонов с человеческими голосами несется по лестнице.
— Он ударился головой?
— Я звоню в скорую.
— Нет, — со стоном говорю я и, моргнув, вижу перед собой Бенджи и Джема. — Я просто почувствовал слабость. Теперь все в порядке.
Симона прислоняется к дверному косяку, скрестив руки на груди, как будто не верит мне.
— Когда ты в последний раз что-то ел?
Бенджи присаживается на корточки, а я наклоняюсь вперед, чтобы положить голову ему на колено.
— Не знаю. — Я чувствую, как его рука проводит по моим волосам, нежно зацепляясь за локоны, и вздыхаю, когда напряжение постепенно уходит.
— В обед? Этим утром?
Я качаю головой и бормочу:
— Я поздно встал. Собирался перехватить что-нибудь часов в десять, когда меня, как обычно, отправят за кофе, но потом пошло-поехало…
— Пойдем, я приготовлю тебе поесть что-нибудь нормальное. У тебя, наверняка, уровень сахара упал до нуля.
— Я даже рад, что сегодняшний день был таким дерьмовым, — говорю я, когда Бенджи обхватывает меня за спину.
— Да? Что ж, а я рад, что нашел тебя, жалеющим себя и почти без сознания на скамейке в парке, — тихо отвечает Бенджи, поднимая меня на ноги.
— А я, как ни странно, рад, что ты вылакал мой подарок, — вклинивается Джем, обходя меня с другой стороны и просовывая свое костлявое плечо под мою руку. — То, что алкоголь развязывает тебе язык, одновременно и крайне странно, и жутко увлекательно. Кстати, я попробовал ту водку. Симона сказала, что на вкус она как радужная рвота, а я думаю, что теперь это мой новый любимый напиток.
— Не надо было мне так напиваться. — Но я же знаю, что сожалеть уже нет смысла. Что бы я ни сказал, сделанного не воротишь, да и никто, похоже, меня не ненавидит, а значит, все не так уж плохо. По крайней мере, сейчас я не ничего не пью. Я, может, и чувствую себя странно, но, во всяком случае, я достаточно трезв, чтобы понимать это. На самом деле я всегда чувствую себя немного странно, как будто мое исходное состояние большую часть времени наполовину оторвано от реальности.