— Можно мне взять зубную пасту? Перегар от водки просто кошмарный.
Видимо, он говорит с Джемом. На несколько минут они выходят за пределы слышимости. Затем до меня доносится голос брата:
— Я рад, что вы с Бенджи сблизились прошлой ночью. Я наблюдал за вами двумя и гадал, когда же вы наконец поймете. Вы оба. Он ведь, как и ты, тоже прикидывался равнодушным, пока ты не свалил.
«О нет», — думаю я.
— Поймем что? — еле слышно говорит Алфи.
Джем тихо смеется:
— Господи, Алфи. Завязывай уже, братан. Неужели ты не замечаешь, как ведешь себя рядом с ним?
У меня внутри все замирает. Джем знает Алфи так же хорошо, как и я. Он должен понимать, что нужно притормозить, иначе Алфи просто…
Лавина торопливых шагов несется по лестнице.
— Прости, мне надо… мне надо идти… — дрожащим голосом говорит Алфи, затем входная дверь открывается и сразу же захлопывается.
Блядь.
Я вскакиваю с кресла.
— Бенджи, мне так жаль. Кажется, я облажался, — выкрикивает Джем, но я уже бегу по коридору к выходу.
— Не беспокойся об этом, — бросаю я через плечо. Знаю, что он хотел как лучше, но сейчас мне совсем не до этого.
Возможно, Алфи уже превратился в крошечное пятнышко на горизонте в туманном парке. Вряд ли он побежит, но, если захочет, он может быть очень быстрым. Хоть я и не спринтер, но довольно хорошо бегаю на длинные дистанции и уверен, что если он будет в поле зрения, то рано или поздно я его догоню.
Утренняя прохлада застает меня врасплох. Я растираю голую кожу на руках, надеясь согреться при движении.
Я добегаю до входных ворот и останавливаюсь. Алфи не на полпути к станции, как я предполагал. Он стоит в паре метров от изгороди и выглядит немного жалким.
Я просто смотрю на него.
Он, криво и немного устало улыбаясь, говорит:
— Забыл первое правило внезапного бегства: всегда помни про обувь.
Опускаю взгляд — его ноги в одних носках, и прикрываю рот рукой, в попытке подавить неуместный смех. Он, должно быть, скинул обувь во сне.
Он выглядит немного расстроенным, когда добавляет:
— Я не хотел хлопать дверью. Разбудил тебя?
Я не забыл, что мои открытость и честность, кажется, глубоко его трогают, попадая в самое сердце и решаю сказать правду:
— Нет. На самом деле, я не спал, а претворялся, когда ты проснулся. Не хотел тебя пугать, подумал, что тебе не повредит еще минутка.
Он изумленно смотрит на меня, округлив свои и без того большие глаза.
Мне нравится, как он на меня смотрит, но, вместе с тем, я не могу долго выдержать его взгляд, потому что начинаю чувствовать себя беззащитным.
— Хочешь, схожу за твоей обувью? — спрашиваю я.
Он сглатывает и смотрит вниз.
— Я и пиджак забыл. Не знаю точно где, но…
Я улыбаюсь:
— Ну, его будет трудно не заметить, думаю, я найду.
— Спасибо. И, Бенджи…
— Да.
— Не хочешь потом прогуляться со мной до станции?
Не представляю, что творю. Ну, впрочем, ничего нового.
Алфи
Блин, на лужайке у дома Джема ужасный дубак. Из-за влажной от росы травы мои ноги полностью промокли, и когда я шевелю онемевшими пальцами, раздается хлюпающий звук, как будто в моих носках кто-то чавкает. Хотя, в том, что я сейчас в таком положении, мне некого винить, кроме себя. Обнимаю себя руками и ступаю в узкую полоску света, пробивающуюся из-за дома.
Очень надеюсь, что Бенджи не скажет Джему, что я все еще здесь. Думаю, он этого не сделает, но одно только воспоминание о моем побеге, а я не так уже много лет, заставляет меня съежиться от стыда. Хотя я сбежал не потому, что Джем сказал то, что я не готов был услышать, — просто он говорил о Бенджи. В любом случае, он не сказал ничего настолько ужасного, что могло бы меня шокировать.
Но мысль, что другие люди видят вещи, которые я был не готов им показывать, пугает. И я понимаю, что никак не могу повлиять на их взгляд на вещи. Мне бы просто хотелось справится с этой ситуацией как-то более достойно.
Раньше, еще до того, как уехал в Лондон, я постоянно беспокоился, что подумает Джем, если узнает о моих к Бенджи чувствах… ну, что было, то было. Я переживал, что он меня возненавидит. А теперь оказывается, что он видел меня насквозь.
Крепче обхватываю себя руками. Это мало помогает в попытке согреться, но это все, что я сейчас могу.
***
Бенджи выходит из дома со своей сумкой, прихватив мои ботинки и пиджак, и мы идем в комфортном молчании по бескрайнему зеленому парку. Мокрая трава блестит и переливается в лучах солнца. Дрожа от холода, я плотнее кутаюсь в свой пиджак, свободной рукой прикрывая глаза от солнца. Я вздрагиваю от рева сирен, проезжающей мимо полицейской машины. Из-за похмелья мои чувства обострены до предела и всё кажется слишком ярким, громким, холодным. Даже мои мысли.
Я стараюсь не смотреть на Бенджи, когда говорю:
— Знаешь, я все равно попрощался бы с тобой, даже если бы моя обувь была на мне, я б не свалил просто так. Наверное, торчал бы на улице, пока ты не вышел, или что-то в этом роде.
Бенджи достает из своей сумки пакет сока и протягивает его мне. Маракуйя. Я улыбаюсь, чтобы показать ему насколько благодарен за сок, а на деле, все еще вспоминаю с каким выражением лица он выбежал через входную дверь сразу после моего дурацкого побега.
Вчерашние слова Симоны не идут у меня из головы. Бенджи смотрел тебе вслед так, будто беспокоился, что ты собираешься уехать на ближайшем поезде, и он больше никогда тебя не увидит». Потому что, черт возьми, это был вероятный исход. И я чувствую себя отвратительно из-за этого. Может быть, мне вообще не следовало приходить на вечеринку Джема? И было бы лучше, если бы прошлой ночи не было. Надо было остаться на кольцевой линии и кататься по кругу, подобно шарику, брошенному на колесо игральной рулетки, снова и снова, до самого закрытия метро.
Мы идем все медленнее. Трудно понять настроение Бенджи. Куда там, если я даже в своем разобраться не могу.
— Знаешь, у нас теперь новые соседи, — говорит Бенджи после долгого молчания. — Они милые. И у них есть золотистый кокапу, который любит прикидываться мертвым на нашей подъездной дорожке (Прим. ред: Кокапу — это помесь собак, выведенная от кокер-спаниеля и пуделя, чаще всего миниатюрного пуделя). На днях мама даже подумала, что сбила его. Хитрый засранец. Иногда он пролезает под нашим забором и носится по саду. Мама без конца жалуется по этому поводу, но я уверен, что теперь она сама, вероятно, хочет завести собаку. По-моему, ей не помешает немного спонтанности в жизни. Так сказать, добавить огонька, — он замолкает. — А вот мне очень не хватает обмена приветствиями с твоей мамой. Она в порядке?
Я фыркаю, потому что моя мама определенно вносила немного хаоса в жизнь семьи Бенджи и Джема. Хотя и сомневаюсь, что они скучают по тем временам, когда она занималась йогой на их лужайке, потому что наша была слишком заросшей, или по добровольно-принудительному участию в каком-нибудь очередном обряде, которые она тогда совершала.
— Ей нравится в общине, — говорю я. — Думаю, она в порядке. — Телефонные разговоры слишком эмоциональны, но мы переписываемся. — Она присылает мне свои рисунки. — Небольшие фантастические портреты каждого, кто согласится ей позировать. Именно по ним я и понимаю, что она в порядке, потому что в периоды стресса она обычно теряет вдохновение.
Я не добавляю, что мы никогда не говорим об отце. Думаю, Бенджи это сам понимает. Клара Адамс — взрослая женщина, вполне способная принимать собственные неверные решения, мое мнение насчет которых, думаю, ей известно. Меня выводит из себя мысль, что она снова сошлась с изменщиком, который постоянно, пока я рос, разбивал наши сердца.