В тот миг он в полной мере отпустил ее, предоставил свободу выбора, что-то окончательно перевернулось в его душе, точно раньше миру показывалась темная сторона этой незримой луны, а ныне взошла способная ярко отражать свет. София… Софья. Не своим присутствием, а своим решительным побегом она преобразила льора. Ему потребовалось время, чтобы осознать, как сильно он ее любит. Он больше не желал обладать ей, томился и мучился, но тихо радовался, что девушка встретит кого-то более достойного, чем он, и обретет свое счастье в своем мире. Он желал ей счастья без него и не с ним, потому что по-настоящему полюбил.
«А сумел бы я так отпустить Эленор? Я ведь иначе, но не меньше мучаю ее! Этим проклятьем, этим бессмертием», — испугался собственного беспокойного сердца Эльф. Впервые ему показалось, что Раджед куда более великодушен, чем неудавшийся страж. Один раз Эленор и правда едва не вышла замуж за друга детства, тогда Эльф терзался противоречиями, став слишком уязвимым для внутренней тьмы. Так случилось из-за множества причин, половину которых Сумеречный сам же создал, естественно, для некого плана. Но хитрые многоходовки едва ли оправдывают преданные чувства. Но — что хуже — со стороны Эленор не возникло истинной любви к более подходящему избраннику. Тогда — первый и последний раз во имя своих личных целей — Эльф прочитал ее мысли и ощущения. И вмешался, благодаря все мыслимые силы, что не ведает хотя бы собственной судьбы. У Раджеда же таких знаний не обреталось, поэтому он отпускал свою избранницу вольной птицей. Он верил в нее.
Чародей встал и, миновав стопки разноцветных корешков, взметнув порывистым движением пыль с балясин перил и резных шкафов, с величавой степенностью проследовал на балкон библиотеки, точно и правда отпускал на волю некое безмерно дорогое сердцу создание. С прощальным успокоением он глядел в смутное темно-кобальтовое небо и вдохновенно негромко говорил с пустотой:
— София, пожалуйста, будь счастлива! Там, у себя на Земле. Даже если ты не рядом, даже если я больше никогда тебя не увижу, встреча с тобой наполнила мою жизнь смыслом. Я как будто прозрел, хотя мне потребовалось время. Мне потребовалось пройти через смерть. Видимо, иначе мы не умеем. Без тебя и смерть бы не принесла ответов, ты точно разбудила меня, мое каменное сердце. И оно снова чувствует, надеется, жаждет сделать даже этот умирающий мир лучше, спасти его… Для кого я все это говорю? Ты ведь не слышишь, не помнишь меня. Но это даже к лучшему. Да, я рад хотя бы надеяться, что ты сейчас счастлива. Я верю в это.
Сумеречный подавленно застыл среди книг, точно слившись с ними. Он пророс деревом между страниц, затесался под разными именами в летописи сотен миров, где-то показывая свои истинное лицо, где-то сливаясь с толпой. Он нес знания и разрушения, но ему самому катастрофически не хватало созидающей свободы выбора. Впрочем, порой будущее переписывается причудливым узором. Ныне перед мысленным взором Стража мелькнула предельно отчетливая картина, поразившая непривычной надеждой. Эльф встрепенулся и кинулся к Раджеду, словно его последние слова, эта горькая исповедь, открыла возможность что-то менять, помогать! Так или иначе, Сумеречный уже бы не выдержал извечного бездействия.
— Радж! Я помогу тебе с порталом, — звучно потревожил покой сотен томов зычный молодцеватый возглас.
— А как же твое невмешательство? — обернулся Раджед, длинные пальцы вздрогнули, точно силясь схватиться за спасительную нить.
— Мы и так неслабо раскачали Эйлис. Не обещаю, что сделаю много и хоть сколько-нибудь полезное. Но все же…
Эльф пожимал плечами и обезоруживающе улыбался. Со всех ног он бросился к порталу.
— Ты? Ты починил его? — полубезумно выпалил Раджед, однако Эльф виновато остановился, вжимая голову в плечи и вновь накидывая капюшон черной толстовки.
— Не совсем. Вернул на круги своя. Смог создать зеркало для наблюдения за миром.
— Понятно… — помрачнел, вновь впадая почти в апатию Раджед, однако приободрился: — Хотя бы так! Я смогу убедиться, что с ней все хорошо.
Оба четко помнили, что в прошлый раз зеркало намеренно не показывало Софью, но Раджед приблизился к наблюдательному стеклу. Вновь его вел теплый весенний ветер Земли, шелест незнакомых берез и гомон птиц. Он предельно сосредоточился, рисуя аккуратными штрихами в воображении мельчайшие детали комнаты Софьи, ее родную улицу — то место, куда он уже и не мечтал попасть. И тогда сломался барьер, наложенный Сумеречным: Раджед снова увидел ее! Ее! Его Софию! Она предстала в простом домашнем платье в своей комнате.