Чудилось, что так прикасаются руки самой смерти. Она загадочным образом присутствовала везде: в вянущих от непогоды первых листьях, в шепоте ветра, скитавшегося по замершему городу, даже в рябящем буро-рыжем свечении мутных ламп на столбах. Она шелестела холодным шевелением вдоль целлофанового пакета с теплым свитером. И воплотилась своим неизменным печальным вестником в облике Сумеречного Эльфа, который соткался из воздуха.
Софья даже не обернулась, словно все предсказывало его появление, словно чувства настолько истончились и обострились, что улавливали незримые перемещения стража. Вот такие они, создания сумрачных далей, бесприютные странники невидимых дорог — кому являются во снах, кто слышит их шаги в ночном шепоте, кто вскакивает в часы перед рассветом от беспричинной паники. А это просто прошла чья-то смерть… Ступила неслышно мимо, достигла цели и ушла. Увела.
— Я не смерть. Я человек, — считывал мысли и неоформленные в них ощущения пришелец. Он не торопился начинать разговор, не отрывал Софью от созерцания весенней метели, бьющейся в стекла клоками ветра и белыми гроздьями. Хозяйка комнаты не шевелилась, лишь небрежно набрасывала на плечи плед, который не согревал и не закрывал ноги. Ей казалось, что семь лет назад до этой вещицы дотрагивался Раджед, поэтому чудился оттиск специй. Впрочем, тогда он был иным, пугающим и злым. Изменилось ли что-то ныне? Они ведь совершенно не знали друг друга. Хотя… Может, он так считал. Софья же ведала нечто, делила секрет с Сумеречным. Тяжкую тайну, отчего при появлении стража лицо ее окаменело, вытянулось восковой маской, которые снимают с покойников.
Страх подползал из всех углов черными тараканами, свербел под кожей ворсинками паучьих лапок. Но воспринимался, словно нечто отдельное, отчужденное, пусть и непреодолимое. Неизбежность собственного выбора терзала хуже этого бунта тела. Если бы обнаружить в душе хоть каплю сомнений, хоть тень нерешительности! Нет — в ответ на все возможные вопросы встала гранитная плита. Сбежать, отвергнуть, отринуть собственный выбор после стольких лет означало перестать существовать при жизни. Перелистывать календарь, отсчитывать дни, вслушиваться каждое утро в пиликанье будильника, но утратить себя. Потерять свою душу, точно каменный мир.
— Эйлис потерял свою душу, — вторя голосом заоконного ветра и холода продолжал вестник. — Готова ли ты отдать свою жизнь, чтобы целый мир вернул ее?
Он не шевелился и, казалось, говорил, не разжимая губ. Весь его облик обратился в монолит, фальшивую оболочку для пугающей сущности. Ночь майской метели не требовала скрываться, срывала покровы учтивости и недомолвок, словно первые молодые листья — так необходимо для безрадостных вестей. Если бы только не мерзли руки, если бы не немели ноги! Все лишь холод, даже не озноб от того, что требовал страж. Софья нервно дернула плечами:
— Сразу так. Жизнь. Не демон ли ты, страж? — голос дрогнул, пальцы, простертые к ледяному стеклу балконной двери, болезненно скрючились; лишь на миг. — Но ведь Эйлис вовсе не мой мир. Нельзя ли спасти так Землю? Остановить все войны, голод, страдания…
Она замолчала, бормоча последние слова едва уловимым шепотом, который переполняла великая печаль. Вновь в голове проносились то сводки новостей, то случайные разговоры, словно она слышала каждого в разных уголках мира так же ясно, как родителей или сестру. Если бы умереть за счастье всего мира, принести свою жертву, то, может, и не так страшно. Но семья, близкие… все это привязывало к земной суете, пробуждало непреодолимое противление превращению в орудие некого высшего замысла. Не хватало смирения, потому что не обнаруживалось достаточно доверия. Ведь кто такой этот Страж? Вездесущий проводник между мирами, хитрец и мистификатор, которому совесть позволяла многие годы скрывать важные факты даже от самого близкого друга. Пусть в том состоял договор с Софьей, но все же… Страж вел свою игру. И это будило безотчетный бунт, хотелось назло всей этой обреченности и перезвону до предела натянутых нервов окунуться с головой в круговерть жизни, жадно припасть к ней, как к источнику посреди пустыни. Но Софья лишь стиснула зубы и порывисто обернулась, когда собеседник эхом снежного вихря проговорил:
— Мир Земли идет по своему намеченному пути, а Эйлис сбился из-за гордецов, что пестовали свою силу. И… из-за меня.