Но вот она стояла посреди зала, совершенно земная и простая. Затем она спокойно прошла в следующую комнату, миновала и ее, и по закону замкнутой петли попала в прежнюю. Львы на мозаичном панно с интересом рассматривали ее. И льор сжимал кулаки в немом призыве вспомнить главную загадку этой затейливой ловушки. Враги бы не догадались. София же ведала эту тайну лабиринта осознания. Она остановилась посреди второго зала, слегка недовольно топнув по наборному паркету.
— Ах, так! — недовольно зазвенел ее голос, и Раджед еще больше устыдился себя за это неверие, но все же не смел появляться. Теперь же он боялся гнева, что заслуженно обрушился бы со стороны его отважной Софии, которая непостижимым образом открыла портал. Все слишком быстро, неправильно, удивительно, слишком невозможно для магического мира без чудес.
Тени, видения, комнаты, портьеры, картины — все сплеталось единым сном, все возникало отблесками незабвенных дней их тяжелой встречи.
«Подумай, подумай еще раз, хочешь ли ты видеть меня после всего этого!» — оправдывал себя Раджед, готовый понести новую кару в виде добровольного исчезновения той, которую он ждал семь лет. Но она уже не терялась, она знала наверняка, куда идти. Она разгадала тайну лабиринта: чтобы выбраться из петли следовало выходить в те же двери, только перевернутые на потолок. Если идти в ту же дверь, но на полу, тогда три комнаты возвращали порталом к исходной точке. Множество заговорщиков и недоброжелателей так и потерялись в этом круговороте, умоляя о пощаде правителя.
София же со спокойным благородством неодобрительно глянула в сторону скрывавшегося за стеной Раджеда, словно с легкостью вычислила его. Ее прозрачные насыщенно-синие глаза словно осуждали: «Я ради тебя открыла портал, а ты струсил?» Где-то порвалась струна, зазвенела трубным гулом. Янтарный льор стиснул в замок пальцы, издав протяжный глухой вой раненого зверя. Ему показалось, что он вновь разрушил свое хрупкое счастье в тот миг, когда оно забрезжило за горизонтом невозможного. Он не поверил! А любовь невозможна без доверия, пусть в таком неправильном многострадальном мире оно равнялось великому риску, почти подвигу.
София же подошла к стене и спокойно переместилась на потолок, затем вышла в следующие покои, оказавшись на обширном балконе, закрытом стеклянной террасой. Там она остановилась и решительно позвала в пустоту:
— Раджед, я знаю, что ты здесь. Я знаю тайну башни!
Он понял, что кроме нее никто не прошел бы это испытание. Но все еще медлил, словно шпион в собственном доме, словно ночной тать в богатом великолепии башни, где свет просачивался через плотные стекла давно забытой террасы. В белых мраморных вазах-клумбах с лепнинами резных листьев и русалок отцветали желтые розы, опадали хрупкие лепестки, которые поддевал неистребимый сквозняк старинной крепости. Казалось, что вместе с ними с минуты на минуту упорхнет и София. Она застыла посреди замершего замка очарованием спокойствия и непосредственности. Однако ее лицо кривилось от негодования.
— Покажись, иначе я уйду! — воскликнула она на грани отчаяния, вскидывая голову.
«Снова? Нет… Не знаю, как ты сюда попала… Ловушка? Но ведь… А если навсегда? Нет!» — мысли смешались безумием, загудели бешеным оркестром, отчего перед глазами замелькали разноцветные яркие блики.
— Довольно иллюзий! — выкрикнул он громогласно, возвещая о своем присутствии на всю башню, разрушая покровы ехидных львов, сорванных вместе с гобеленами вихрями внезапно поднявшегося ветра.