Они прижимались друг к другу, ласково гладили лица, волосы… Они все теснее соприкасались, словно так пытаясь до конца поверить, что все еще вместе, что это все не видение дремы. И они снова тонули в невероятной нежности, даже страсть была не нужна, для нее осталась хмельная ночь, из которой туманно, но отчетливо доносились свежие воспоминания, но все еще казались нереальными, слишком стремительно выстраивался черед событий.
Они молчали, лишь улыбались. Раджед целовал ее ладони, запястья, она смеялась от нежданной щекотки, но вновь притягивала его к себе, шепча:
— Не уходи!
— Я никуда не уйду. У нас еще целая вечность, — отвечал он.
И если бы не неизбежная горькая ложь этих слов, то ничто не омрачало бы негу этой долгожданной встречи. Никогда прежде он не испытывал подобного, никогда не наслаждался от чистого сердца. Четыреста лет он медленно обращался в камень, не умея любить. И почти смирился с этой неизбежной участью всех потерявших душу, способный лишь яростно сетовать на свою долю. Но ныне же все переменилось, и не в одной лишь ночи дело, а в этих самых долгих на свете семи годах разлуки.
Вечность листала страницы дней, и они исчезали в ее глубине, и вот из омута поднялся сияющий жемчуг.
— Мне двадцать три… Эльф был прав, он говорил тебе, что шестнадцать и двадцать — это практически разные эпохи, — говорила София, когда они разомкнули объятия. Она спокойно одевалась в длинное небесно-голубое платье с пышными крыльями рукавов и серебряной вышивкой на корсете. Теперь она принимала любые подарки, даже скорее распоряжалась ими, точно хозяйка. Нет, иначе: она догадывалась, что Раджед любуется ею, и она больше не сопротивлялась.
— Семь лет… Уже семь лет! — всплеснул он руками, застегивая ворот рубашки. — Он говорил немного иначе… Но, выходит, что это правда… Как там твоя сестра?
Он спохватился, вспоминая, какую неприятную для обоих тему посмел затронуть. Может, стоило обговорить все это накануне? Вспомнить все грехи льора, однако она не стремилась тогда, не отреагировала болезненно и теперь, отзываясь:
— Ей уже десять, она ходит в школу.
Разговор казался каким-то сухим, после всего, что случилось накануне. Раджед поднял озадаченно глаза, с огромным трудом все же заставляя себя произнести эти тяжелые слова, точно показывая позорное клеймо:
— Скажи, ты простила тот случай семь лет назад? Я поступил, наверное, ужасно.
— Нет, не простила, — ответила София, однако ее умиротворенная улыбка совершенно не подходила, казалось бы, беспощадному вердикту. — Я дурной, наверное, человек: я не умею ничего прощать и забывать.
— Как же тогда… Почему тогда ты пришла? — растерялся окончательно сбитый с толку Раджед, коря себя за чрезмерную подверженность безымянным чувствам. Стоило бы накануне все обговорить. Отныне обратного пути не существовало. И если бы вновь пришлось расстаться с ней, он бы наверняка окаменел меньше, чем через сутки.
— Я не простила, но… Я полюбила тебя, — обезоруживающе кротко улыбалась София. — Мы все меняемся. Каждый раз мы уже новые. Я полюбила тебя другого. Ты ведь изменился.
— Ты тоже, — признал льор. И в тот миг окончательно рухнула стена их прошлого глухого непонимания и нежелания выслушать друг друга. А ведь объединяло их больше, чем отвращало друг от друга. Во всем виновен замутненный взгляд, что точно тусклое стекло искажает свет двух солнц. И все же… как же мало времени им отвела жестокая судьба, которая разделила льров и ячед. Но ведь у Софии на шее покоилась магическая жемчужина, и благодаря артефакту она вернулась. Если бы все это оказалось ключом к пониманию происходящего. Отбеливающие лучи дня вновь заставляли мыслить рационально, призывая мучительно искать ответы.
— Скажи… А хотела бы ты стать льором?.. Еще ведь остался один талисман — жемчуг. Ты была бы Жемчужной Софией, — проговорил медленно Раджед.
— Не знаю… Из меня плохая королева, — пожала плечами София, медленно изучая атласные ленты старинных туфелек. Она не совсем понимала, как их надевать, как завязывать всю эту красоту с излишествами. Но без уговоров она представала именно в том виде, в котором так долго жаждал видеть ее Раджед — маленькая уступка, хотя все шло теперь по ее правилам, ибо льор запутался.
Как минимум, он так и не понимал, что повелело порталу восстановиться, если даже Страж не сумел. Или не хотел, как всегда. Впрочем, все это давно утратило значение. Все эти пустые обиды, месть, недомолвки. Все происходило ровно в свое время, и не следовало никого обвинять, торопить, выпытывать предсказания и настаивать на несвоевременном совершении начертанного меж карт звездного неба.