Теперь Нармо с интересом сжал пальцы, пробуя себя в новом качестве повелителя сотен стихий. Он не видел, но прекрасно чувствовал нити мироздания, поражаясь, почему Сумеречный Эльф ни разу не пытался переиначить историю сотен миров, разрушить их или захватить.
Чародей с наслаждением представил смерчи с грозой — и шторм разразился вокруг башни, через миг бесследно исчезнув. Затем пошел снег, затем тучи рассеялись, словно лопнули воздушными шариками.
Нармо распалялся, экзальтированно радуясь новым возможностям, его захватил азарт первооткрывателя. Он направил энергию на камень стены и превратил его в воду, а затем преобразовал ее в фиолетовый огонь, нарушая все законы физики. Чародей смеялся, скаля нежданно обретенные клыки.
Он скакал черным пауком по всей лаборатории, видоизменяя формы предметов, и наткнулся случайно на тусклое зеркало, обнаружив, что у него теперь глаза красного цвета, а все вены на лице просвечиваются темно-бордовым. Монстр, как и предрекал, но вполне живой после таких отчаянных попыток подчинить себе все камни. Ему удалось! Первому льору! Единственный повелитель всех самоцветов. А оставшиеся на восточном материке неудачники — ерунда, хватало силы и без них.
Линии мира беспощадно ломались и скручивались. Нармо не стремился достичь равновесия, после увиденного в бреду в нем преобладало отчетливое желание уничтожить Эйлис. А что делать с Землей, он еще не решил, с этими семью миллиардами людей. Заслужили ли они такого же уничтожения, как льоры или нет.
«Слушаешь тут, Сумеречный? А, может, я бы стал для них настоящим Стражем? Раз ты дутый герой», — фыркнул Нармо, обращаясь к пустоте. Впрочем, защищать кого-то не хотелось, не судьба стервятнику обращаться в спасителя. Вместо Сумеречного Эльфа из тени за колонной бесцеремонно выплыла иная фигура, имевшая доступ в башню. Илэни крайне редко посещала берлогу Нармо, считая, что в местечке, засиженном тараканами, ее величеству делать нечего.
— Нармо, где ты пропадал? Я больше не улавливаю твою магию. Ее поле исказилось! Да и ты… Иссякни твоя яшма, ты изменился. Что это было? — с порога начала беззастенчивая чародейка, откидывая горделиво голову.
Может, ей просто шею оттягивали тяжелые темные волосы в расшитой серебром сетке. Нармо усмехнулся своей мысли, бесстрастно рассматривая женщину. Она воспринималась всегда только как расписанная кукла с фарфоровой кожей, выряженная в траурно-черный бархат, даже не вызывала никаких приятных воспоминаний о проведенных с ней ночах. Точно механизм, статуя, ледышка. Пожалуй, он презирал ее больше, чем Раджеда и всех остальных.
— Надо же! Кто пришел в мою башню!
— Если этот свинарник называть башней, — отвернулась Илэни, однако в ее образе улавливалась неуверенность. Она столкнулась воочию с неизведанным, искоса рассматривая чародея. Колдунья нервно сцепила руки, царапая костяшки длинными ногтями.
— Ты и свиней-то никогда не видела вживую, — рассмеялся Нармо, добавляя мысленно: «А мать видела, наверное. И я видел в деревне… я видел ячед. Но во мне теперь столько этой самоцветной мерзости, что я и не ячед, и не льор. Надо будет придумать название этому существу!»
— А ты с ними, конечно, обнимался, — фыркнула Илэни. — Ближе к делу. Девчонка объявилась в Эйлисе. Что будем делать дальше?
Илэни пришла доложить и без того известные новости. Она еще не ведала, что Нармо заполучил отныне и магию дымчатых топазов, они служили «клейстером», который связывал разрозненные самоцветы, заодно передавая и свои полезные свойства. Но, напитанные воспоминаниями хозяев, камни все же продолжали сражаться.
— Предлагаю заманить ее в мой… «свинарник». Он хоть свинарник, зато с лабиринтом. Настоящим, а не той клоунадой, что в башне Раджеда. Часть арены моего «дражайшего папаши».
— И что потом? — скептически сощурилась Илэни, однако образ ее больше не хранил привычной отстраненности и безмятежности. Она напряглась, временами вздрагивая, как кошка перед прыжком.
— Терпение. У меня уже есть план, — отвечал Нармо, приближаясь к Илэни и обхватывая ее за талию. Чародейка отшатнулась, выскользнула, алые губы приоткрылись, выдавая ее испуг. Она не догадывалась, насколько удачным оказался их эксперимент. Какой-то из камней позволял считывать ее мысли, наверное, гематит или адуляр. Нармо, кажется, почти во всем сравнялся со Стражем Вселенной, лишь четко ведать грядущее не позволял ни один талисман. Или же оно отныне представало настолько искаженным хаосом, что ни единый провидец не посмел бы заглянуть дальше грядущего дня.