С каждым мгновением каменную пустошь окутывало, как думали, утерянное навсегда тепло. Самоцветы пели! Все громче и громче! Великая симфония разливалась покоем и торжеством радости. Самоцветы растворялись, обретая свою изначальную форму. София не ведала: умирает она или растворяется вместе с ними вечной жизнью! Она слышала песню мира, в тот день ее все услышали, все соединились с ней. И даже Нармо сбросил оковы своей великой обиды…
А самоцветы все пели и пели, уже не как рабы в цепях — несмело, едва уловимо — а громогласно, словно возвещая возрождение Эйлиса.
И не глазами, а сердцем София видела, как расцветает земля. Сила впитывалась в нее, оседала на коре деревьев, будила иссякшие реки, восстанавливала разрушения. И чем больше оживал Эйлис, тем стремительнее сокращалась воронка небытия. Линии мира свивались заново, ярко мерцали лучами рассвета и вились новыми соцветиями. Тьма уходила из всего, из всех… Все менялось в льорах, даже Раджед вновь изменился, окончательно избавляясь от тяжелых пут прошлого, где было совершено немало злых дел. Эйлис принимал раскаяние каждого!
София безмолвно отдавала всю свою энергию, лишь бы не оборвалась эта великая общая песня мира, которую уловил даже Страж Вселенной. Раджед же вторил другу, но смотрел на Софию с невероятной печалью, с ужасом, отпечатавшимся на просветленном лице.
«Если Эйлис милосерден…» — лишь оборвалась короткая мысль. О, как же не хотелось уходить ради всех!
Мир оживал, каменная чума все стремительнее покидала его. Прошел свежий теплый дождь, все льораты украсила свежая листва, под ногами распростерся мягкий ковер из трав и цветов. И люди! Все окаменевшие люди возвращались к жизни, выбегали из деревень, поддаваясь порывам невероятного ликования. Все безмолвно пели, отвечая колыханию струн. Эйлис получил второй шанс! Эйлис ожил!
Не осталось больше воронки хаоса, иссякли огненные змеи, и даже кратер от взрыва тут же покрылся травой. На ее дне обнаружился и Нармо в своем человеческом обличии, он лежал, уставившись в небо, и с немым удивлением рассматривал великолепие мира вокруг, но потом спохватился, вскинув руки:
— Где моя сила? Где самоцветы? Я… ячед?!
— Нармо! Ну как? Приятно быть обычным человеком? — подскочил к нему Сумеречный. — Твоя магия могла только разрушать. Вот ты ее и лишился.
— Позволь мне убить его! Позволь отомстить за отца! — доносился недобрый голос Раджеда.
— Нет, — мягко остановил Эльф, смирено опуская глаза. — Сегодня день прощения. Эйлис простил вас! Всех вас!
— Ты прав, друг! Ты прав! — кивнул ему Раджед, и с этими словами покинул котловину. Зато Сумеречный соткал из воздуха незримые врата.
— Что? Портал? Куда?! — воскликнул с тайной надеждой Нармо. — На Землю?
— Узнаешь!
И через миг Нармо Геолирт скрылся в появившемся портале. Похоже, отныне Эйлис соединился и с другими мирами. Испытания бывшего яшмового льора не заканчивались возрождением Эйлиса, и никто бы не разгадал, куда отправил его Страж Вселенной. Эльф взирал на портал, а потом обернулся, лицо его подернулось печатью тревоги и грусти. Он смотрел на нее, на Софию. Отчего же он печалился? Сбывалось ли его предсказание, или он переживал из-за пройденных всеми ими испытаний? София не ведала, не понимала, что ощущает ее тело, наверное, ужасную усталость, но ведь не боль.
«Почему он так на меня глядит? Все хорошо! Ведь все хорошо!» — улыбалась она, и все еще слышала великую песню мира.
А потом внезапно настала тишина… Как в первые минуты творения.
Только тогда София поняла, что по-прежнему стоит на плато, однако все великолепие окружавшей красоты подернулось для нее туманом нечеткости, линии смешались и сбились, а ноги больше не держали.
Смутно она видела, как несется к ней Раджед, уже не по камням, а по траве. С каждым мигом его лицо искажалось все большей тревогой, словно сбывался некий страшный сон.
«Эйлис спасен! Спасен!» — доносились невероятной радостью отголоски мелодии мира. И София соглашалась, разделяя безмолвное ликование. Разве умирают с таким теплом в груди? С таким… счастьем? Любовью ко всему миру!
София упала без сил, трава укрыла ее мягким ковром, на грудь легли свежие полевые цветы, а над головой раскинуло ветви излеченное древо, соединившее небо и землю, сквозь крону вился дымкой туман, подсвеченный солнцем. Он одевал землю в золотую ризу, сглаживая острые линии. Наставала великая гармония, единство природы и человека, льоров и простого народа.