Извилистые коридоры сменялись просторными комнатами, лесенки могли оборваться в самый неподходящий момент, а двери маскировались под пёстрыми гобеленами или, вовсе, оказывались обманками. Но самая главная причуда замка крылась именно в расположении коридоров и комнат. Бранславу мнилось, что он вовсе их никогда не запомнит.
— Так что, если в первую брачную ночь я не явлюсь к вам в опочивальню, простите меня, — мрачно пошутил он после того, как их оставили наедине с невестой.
— Не смешите меня, мой господин, — вопреки словам, с удовольствием расхохоталась принцесса. — После того, как я открою вам секрет, вы никогда не заблудитесь.
Девушка пальцем поманила жениха, указывая ему на ближайший стул. Взяв пергамент и перо, она принялась писать один под другим знакомые слова. Бранслав несколько мгновений смотрел на получившийся столбец, потом спросил:
— Это же названия месяцев, ваше высочество, так?
— Они самые. Если взять каждую первую букву, и немного их изменить их вид, вот так, — рядом со столбцом появилось несколько угловатых знаков, — мы получим план коридоров на каждом этаже. Старинная шутка горных зодчих. Стоит мысленно наложить одну букву на другую, и можно с лёгкостью вычислить, где находятся действующие лестницы, а где — фальшивки. Никто, кроме королевской семьи и министров не знает об этом. Ну, и конечно, прислуга, куда же без этого. Но раз вы, господин, завтра станете моим мужем, то скрывать от вас эту тайну не имеет смысла.
Именно о тайнах сейчас думал Бранслав, стоя перед алтарём в ожидании Йовилль. Своей он делиться не собирался и очень надеялся, что никто никогда её не раскроет. Особенно эта хрупкая девушка, двигающаяся к нему навстречу с такой обворожительной улыбкой, словно прежде не видела никого чудеснее графского сына. А тот поправил цветок, прикреплённый к камзолу, и попытался изобразить хотя бы жалкое подобие радости на своём лице. Ему совершенно не хотелось улыбаться. Ему чужды были старые шифры, что оставили горные зодчие. Ему не было дела до собственного вида, хотя облик красавицы-принцессы и пробудил в нём что-то вроде сожаления.
В своём жемчужно-сиреневом одеянии, она напоминала осколок неба ранним утром над горами. За платьем тянулся длинный шлейф, и принцесса явно опасалась в нём запутаться, а потому делала нарочито осторожные шаги, стреляя тёмными глазами из-за кисейной фаты. Йовилль была прекрасна, ещё прекраснее, чем в их первую встречу. Попытки скрыть волнение ни к чему не привели, и оно вылилось свежим румянцем на щеки девушки. Длинные тёмные волосы, убранные в тугую причёску и перевитые жемчужными нитями, блестели в разноцветных лучах, лившихся из высоких стрельчатых окон. Розовые губки то растягивались в улыбке, то скромно поджимались, тогда как ниточки бровей ровно замерли над сияющими глазами. А когда принцесса встала рядом с женихом, все горцы восторженно охнули: так чудно они смотрелись вместе.
Даже жрец — старец с удивительно прямой спиной и серой гривой волос — выдержал паузу, чтобы гости могли в тишине насладиться видом юной пары. А после завёл монотонным речитативом молитву матери-горе, духам предков и белому ворону, что даровал радость лицезреть сегодня столь достойного сына долины, как Бранслав. Видел бы он того ворона! Улыбка приклеилась к лицу графского сына, а вот выражение лица Йовилль постепенно изменилось: в нём появилось нетерпение. Складки жемчужно-сиреневого платья затрепыхались — принцесса начала недовольно переминаться с ноги на ногу.
«Может, всё не так плохо? — попытался успокоить себя Бранслав, на миг забывая всю тяжесть своего положения. — Она кажется неплохой девочкой».
И вот им велели протянуть правые руки навстречу друг другу, и жрец перевязал их белой лентой — знаком духовного единства. Потом сотворил замысловатый жест и соединил тем же образом левые руки жениха и невесты. Кроваво-красный шнурок больно врезался в кожу графского сына, и тогда он почувствовал учащённый пульс Йовилль. Она подняла на жениха, нет, уже мужа, свои удивительные глаза-звёзды и что-то внутри Бранслава, словно в страшном предчувствии, болезненно ёкнуло.
Йовилль (фрагмент 6)
Долго ли, коротко ли, но сын графа Дондре стал своим средь горцев. Люди, где бы они ни жили, по сути своей, везде одинаковы. И как бы новые знакомые Бранслава не отличались на первый взгляд от друзей его из долины, но и их сердцам смог он подобрать ключи. Скоро сошёлся муж Йовилль со всеми министрами, обоими королевичами, теперь приходящимися ему шуринами, и даже с суровым горным властителем. Все отмечали добрый нрав графского сына, и каждая достаточно влиятельная семья горной страны считала за обязательство пригласить его к себе на обед или ужин. Потому-то первые месяцы Бранслав проводил в разъездах, гуляя на устроенных в честь него пирах и участвуя в охоте.